Ознакомительная версия. Доступно 57 страниц из 281
заводу, но и всему поселку. Это, пожалуй, единственное, что произвело на меня впечатление. Наступило первое сентября, и я пошел в шестой класс. Школа в поселке была одна – семилетка. Ребята постарше ездили в новороссийский интернат. Учеба шла нормально. Физкультуру и военное дело у нас преподавал Тихон, сын бухгалтера с винзавода. Год назад он окончил среднюю школу и одновременно в Новороссийске приобрел специальность метеоролога. Теперь учительствовал и по совместительству работал на местной метеостанции. Хорошо физически развитый, проявлял большой интерес к военному делу, вся грудь у парня была в «оборонных» значках. Мы смотрели на него как на икону, ловили каждое его слово и подражали во всем. Однажды у нас в поселке была встреча с кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР. Народу – тьма. Выходной день. Погода хорошая. Лозунги, транспаранты, музыка. Мы стоим отдельной группой. На митинге выступал кандидат в депутаты. Тихон сказал нам, что по окончании митинга хочет к нему подойти со «своим вопросом». Мы, конечно, заинтересовались. О чем речь? Оказалось, хочет попросить, чтобы тот посодействовал с призывом в армию. У Тихона было плохое зрение, он носил очки, и его в военкомате даже не брали на учет, отчего парень сильно страдал. Он пытался доказать, что в армии есть такие должности, на которые и с его зрением можно назначить. Кажется, он и писарем был согласен стать, лишь бы попасть в армию.
Тихон действительно подошел к кандидату в депутаты. Тот что-то записал, пообещал разобраться, но ни в осенний, ни в весенний призыв беднягу в армию не взяли. Парень снова строчил письма – теперь уже депутату. Мы сочувствовали Тихону – так мы его называли между собой, а на занятиях – «товарищ военрук». Он любил это.
Кстати, тот митинг оставил в нашей семье след. Помню, вечером к нам домой пришел директор винзавода. Уединившись с отцом, они о чем-то долго разговаривали. Значительно позже мне об этом эпизоде рассказал отец. Директор говорил, что после митинга он звонил в Новороссийск начальству, а оно, мол, высказало недовольство: «Почему на митинге не выступил Варенников?» Отец ответил: «Кто бы меня ни заставлял, я не буду представлять человека, если не знаю его».
Вот так: твердо и однозначно.
Позже, через многие годы, мы с отцом вспоминали и этот случай.
В Абрау-Дюрсо время пролетело очень быстро. Наконец строительство электростанции подошло к концу. Надо сказать, она впечатляла. Здание – небольшое, но очень высокое, по тогдашним меркам – ультрасовременное, с громадными вытянутыми вверх окнами. Мне было приятно, что это дело рук моего отца. Государственная комиссия приняла станцию без замечаний. Здесь же выпускнику Варенникову вручили долгожданный диплом об окончании Промышленной академии имени Сталина.
Было торжество в заводском клубе, затем – небольшое застолье. А через день председатель Государственной комиссии и представитель академии объявили отцу: отпуск ему лучше всего провести в Абрау-Дюрсо, через месяц решится вопрос с его назначением. Родителя, как ожидалось, должны были пригласить в Москву. Мы все радовались такой перспективе, особенно я, поскольку уже заручился согласием отца весь месяц ходить с нами на море и в лес. А где-то в глубине души было тоскливо – ведь скоро придется расстаться с Абрау-Дюрсо, который я уже успел полюбить.
А потом в нашу жизнь вошло нечто страшное и непонятное. Не прошло и недели после торжественного открытия электростанции, как к нам ночью пришли четверо, один был в милицейской форме.
Показали отцу какой-то документ; тот молча оделся, собрал в авоську мыло, зубную щетку, еще кое-что. Мне и Клавдии Моисеевне сказал, что скоро вернется. И ушел с ночными посетителями. Мы тоже вышли во двор. Клавдия Моисеевна плакала. Через некоторое время услышали заведенный двигатель, потом увидели машину – воронок. Отец отсутствовал около трех месяцев. Страшная, необычная и непонятная обстановка сложилась тогда вокруг нашей семьи. Никто к нам не приходил, вроде бы Варенниковых и не существовало. Исключением был директор завода, но и тот появлялся обычно поздно вечером и на очень короткое время. После одного из таких визитов Клавдия Моисеевна сказала, что он принес деньги. А еще сообщила: приезжала какая-то группа специалистов, осматривала электростанцию, которая к этому времени вовсю работала. Ничего не сказав, группа вернулась. Конечно, деньги не были лишними, но если учесть, что я приносил домой рыбу и грибы, а наш огород давал разную зелень, то можно было продержаться. Однако вечно продолжаться так не могло. Самое главное – моральный гнет. Весь поселок знал о беде в нашей семье, «позорной» беде. Даже мои друзья не появлялись у нас дома и на «нашем» берегу озера. Если иногда я и видел их на озере, то далеко от обжитого вместе пляжа. Черные дни тянулись медленно. Мне было невероятно тяжело. При встрече со сверстниками делал вид, что не замечаю, не подходил к ним. Понял, что это их устраивало. Наверное, им родители строго-настрого наказали, чтобы не встречались с сыном «врага народа». Особенно делалось горько, когда Клавдия Моисеевна плакала, причитая: «Ну почему я такая несчастная! За что мне такое наказание?» Вместе с ней ревела и сестренка. Я даже не пытался успокаивать мачеху, но меня раздражали ее слова. Она почему-то считала несчастной именно себя, а не нашу семью, в первую очередь – отца. Беда-то свалилась на нас – одна на всех. Но я хорошо запомнил прощальные отцовские слова: все это, мол, недоразумение, он вернется. С этой уверенностью я и жил! Отец как внезапно исчез, так же внезапно и появился. Среди дня, на легковой машине. Его сопровождал мужчина в военной форме, но без знаков различия. Я был свидетелем того, как отец предлагал ему зайти в дом, но он отказался, сказав, что сейчас близким отца не до гостей, а вот через два-три дня – заедет. Они любезно попрощались, и машина уехала. Нашей радости не было конца! Леночка как забралась на руки к отцу, так до вечера и не сходила. Потом приехал Иван Кузьмич, директор завода. Клавдия Моисеевна в его присутствии сказала, что это единственный человек, который нас навещал и помогал материально. Отец тепло благодарил Кузьмича, заметив, что не сомневался в его благородстве.
Что касается объяснений случившегося, то они для того времени были типовые: произошла досадная неприятность, которая возникла на основе анонимных писем. А спас отца Микоян. Мало того, Анастас Иванович рекомендовал вернуть его в пищевую промышленность – с учетом имевшегося теперь высшего образования. Одновременно отца ориентировали, что, возможно, его назначат на самостоятельную работу здесь, в Краснодарском
Ознакомительная версия. Доступно 57 страниц из 281
