Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
каждый день водит новых женщин. Разве так можно?
— Им всё можно, — сказал я с видом знатока. — Это нам ничего нельзя.
Но я ошибся: этот же товарищ через некоторое время подошёл ко мне и спросил:
— Ты можешь найти врача, который бы без огласки вылечил дежурную по этажу? Она заразилась от меня.
Затем мои физики подрались в гостинице с сомалийцами. В общем, с ними были разные происшествия, поэтому я шутил: "Лучше целый автобус сирийцев, чем девять ливийцев" (интуристовский «Икарус» был рассчитан на сорок два сидячих места).
Ели мы на шведском столе в ресторане "Калинка", поэтому спустя три месяца я поправился на 10 кг. Наконец, физики меня совсем замучили своими бесконечными проблемами, особенно со здоровьем разных частей их тела. Ну, и вообще всё когда-то надоедает, тем более работа без выходных, хотя только до обеда и за отгулы. Поэтому я попросил меня заменить. Вернулся в свою группу, но был сразу же отправлен на стройку. Спустя месяц я поехал с очередной туристической группой в Ленинград, и там, в гостинице «Прибалтийская», встретил своих ливийцев и упомянутую выше переводчицу. Они продолжали стажировку на местной атомной электростанции.
Фишеромания
Поскольку в нашей семье все мужчины (четверо) погибли ещё в годы сталинских репрессий, научился играть я поздно — только в 5-ом классе. Однако благодаря чтению шахматных журналов и книг, уже в следующем году я победил в одном сеансе, а в 7-ом классе — в другом. Примерно в то же время молодой мужчина, живший на соседней даче, позвал меня к себе играть на террасу (противников мне искала бабушка). Я очень старался и даже добился равной позиции. Соперник отвечал быстро, но вдруг остановился и сказал:
— А вот тут я должен подумать.
В конце концов, он всё-таки победил и, увидев моё расстроенное лицо, сказал: "Ничего, я — кандидат в мастера". Напрасно он это сделал, с того момента подавив во мне волю к дальнейшей борьбе. Потом мы играли каждое лето. Поскольку я постоянно болтался возле своей дачи, он выносил шахматы, и мы садились на лавочку, около ворот. Десятки партий, в которых я белыми играл против контратаки Маршалла, а черными защищался от королевского гамбита (один и тот же вариант с g7-g5). Мне так был безразличен результат этих партий, что я даже ленился посмотреть последующие ходы в "Курсе дебютов" В. Панова и Я. Эстрина. Играл я слишком быстро (правда, фигур не зевал), и он неоднократно говорил мне: "А подумать не хочешь?" Но всё равно приходил с шахматами на эту лавочку.
Однажды бабушка спросила меня, знаю ли я такого чехословацкого шахматиста Рети.
— Рихарда Рети? Конечно, — ответил я.
Оказывается, наша семья была дружна с русским поэтом-акмеистом Сергеем Городецким (а также с Андреем Белым), который даже подарил моей тёте альбом со своими стихами и рисунками "Побасёночки для Сонечки". Рети женился на 17-летней дочери поэта — Рогнеде. Их знакомство состоялось во время Первого Московского международного турнира (1925). Они уехали за границу, но через четыре года, в возрасте сорока лет, Рети умер от скарлатины, а Рогнеда вернулась в Россию, прожив после этого ещё семьдесят лет.
В матче Спасский-Фишер 1972 г. (лето после 7-го класса) я болел за американца. Дело в том, что про победу Спасского в чемпионате мира я услышал по радио в 1969 г., а начал читать шахматную периодику только в 1970 г. Таким образом, о его подвигах в двух отборочных циклах, где он обыграл почти всех ведущих шахматистов мира, я ничего не знал. Между тем, о Фишере как выдающемся гроссмейстере писали тогда много (особенно в рижском журнале "Шахматы"). Это был выигранный им межзональный турнир (Пальма-де-Мальорка, 1970), затем разгромные победы в матчах претендентов и, наконец, созданная им напряженная атмосфера до и во время матча.
В то лето 1972 г. о результатах партий матча я узнавал по "Голосу Америки" у жившего на соседней даче журналиста во время игры в бридж с ним и его сестрами. Он тоже болел за Фишера. Что касается текста партий, то каждое утро я ходил на станцию и покупал в газетном киоске "Правду", где партии матча комментировал Таль. Потом я их разыгрывал по нескольку раз. Матч был необыкновенно интересным и заставил меня полюбить шахматы на всю жизнь.
Об Анатолии Карпове в то время писали часто, но, видимо, поначалу не воспринимали всерьёз как претендента на шахматную корону. Он ведь и сам говорил, что это не его цикл. Виной тому могла послужить молодость Карпова: все привыкли к чемпионам и претендентам в возрасте за тридцать. Конечно, был успех Михаила Таля в 23 года, но его могли считать лишь исключением из общего правила. Вокруг Карпова было множество сильных гроссмейстеров. Несмотря на успехи в международных турнирах, на Олимпиаде в Скопле (1972) он — первый запасной, а на командном чемпионате Европы в Бате (1973) играет только на 4-й доске. Для меня, ещё мало знавшего мир шахмат, он вообще казался пришедшим из ниоткуда. И вдруг такой взлёт, а потом десятилетнее царствование на троне и бесчисленные победы в международных турнирах и командных соревнованиях.
Принудительное чтение Мандельштама
Однажды к моей бабушке и тёте, которая работала в школе учительницей русского языка и литературы, пришёл необычный гость. Он вытащил из своего старого потёртого портфеля один том из изданного в Нью-Йорке собрания сочинений Осипа Мандельштама. Бабушка и тётя сидели за столом, а я устроился в кресле-кровати (её разбирали по вторникам и четвергам, когда я ночевал у них после занятий в шахматном кружке Московского Дворце пионеров, чтобы на следующее утро вернуться в интернат). Читая нам вслух стихи Мандельштама, гость ходил по узкой комнате, описывая треугольник от телевизора до стола и от стола до моего кресла. При этом он страстно жестикулировал, то и дело восклицая:
— Гений, истинный гений! Я думаю, он выше Пушкина. Конечно же, выше.
Стихи были длинные и заунывные, и лишь внезапные перепады его голоса не давали мне уснуть. Так продолжалось почти в час. Затем он предался воспоминаниям. В какой-то момент мужчина начал рассказывать нам, кажется, об очередном разносе Хрущёвым то ли наших поэтов, то ли художников. Всё происходящее он показывал в лицах, угрожающе надвигаясь на меня.
— Ты кто такой? — громко крикнул гость, приставив свой маленький интеллигентский кулак почти к моему лицу (при этом я испуганно вжался в кресло). — Я тебе сейчас в мо-о-рду дам!
Слава богу, он скоро перестал жестикулировать и больше
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
