пришлось израсходовать больше фейерверков: народ радостно гудел после каждого искрящегося огонька, и Агнешка на правах помощника только и успевала подносить свёрток для монет, которые толпа, действительно, совершенно не жалела.
К моменту, когда со двора ушёл последний праздно шатающийся дедок, всё норовивший сунуться Фаусту под руку, уже забрезжил рассвет. Ночёвка, похоже, продлится до самого обеда: бедняга не спал уже почти сутки. Бабульке он выдал щедрую горсть медяков и наказал купить любой свежей еды, которая найдётся в деревне. А с утра ведь кто-то ещё обещал прийти с вопросами, рассеянно подумал он, собирая пустые скляночки с пожухлой травы. Ну ничего, подождут. Как там говорил Марк? «Высочество отдыхать после изволит»?
Калитка скрипнула. Парень оглянулся, надеясь увидать там Агнешку со своим ужином, но у ограды, всё так же хмурясь, стоял тот богатей с первого ряда. Однако сейчас он был не с семьёй, а в компании нескольких караульных.
– Это ты ж, значится, заграничный лекарь? – недовольно спросил богатей, подойдя к Фаусту. Тот покосился на караульных, оставшихся на месте, но всё же кивнул.
– Я был ночью на твоих фокусах, – продолжил мужик. – Не знаю, как ты это творил, да и не хочу, на самом деле, знать. Может, ты и правда учёный лекарь. А может, ты колдун, или леший, или в тебе дух тёмных племён из мокрых лесов по ту сторону гор. Но я пришёл попросить – нет, потребовать, чтобы ты пришёл в храм сегодня вечером и помог нам провести службу. Твои умения нам будут очень кстати. Не обидим, конечно. Всё понимаем.
Фауст мягко улыбнулся.
– Я не могу принимать участие в ваших службах, мастер. Колдовство и чужеземные обряды – одни из самых страшных преступлений для моего народа, за которые карают нечестивой смертью. А даже если бы и мог – я очень тороплюсь в столицу, и днём я должен уже быть на тракте. Сожалею.
– Ты, верно, не понял, парень, – богатей был всё таким же хмурым. – Меня зовут Лотар из семьи Креца. Я ношу титул подручника. Моя семья стоит во главе этой деревни. А это, – он махнул рукой в сторону караульных, – Громобой, Вдовец и Следопыт. Посмотри на них внимательнее. Давай, не стесняйся. А теперь подумай ещё раз. Хорошенько подумай. И скажи: придёшь ли ты к закату в храм Всесветного?
Глава 4. Народный глас
Фауст молчал, не в силах переварить сказанное. Он был готов ко многому: к презрению за чужеземное происхождение, к изгнаниям за ересь, к подозрительному отношению или к освистыванию на выступлении. Но то, что просил голова…
– Если ты не понял, – негромко продолжил мужик, – я не спрашиваю. Уж поверь, я сделаю всё, чтобы твоя остановка в деревне стала невыносимой, если ты не пожелаешь исполнить мою волю.
– Но почему? – тихо спросил мастер. – Я не делал ничего предосудительного. Меня позвали ваши жители.
Богатей покачал головой.
– Ты даже не представляешь, что натворил своим приходом. Ты вскрыл нарыв на жизни нашей деревни. Мужики готовы строгать твой идол из бревен, а женщины – называть детей в твою честь. Агнесса дома?
Парень покачал головой.
– Хорошо. Зайдём внутрь. Похоже, тебе нужно кое-что рассказать.
Караульные открыли проход в сени и пропустили мужчин вперёд. Сами они уважительно остались снаружи, не закрывая, впрочем, дверь.
– Ты ничего не хочешь у меня спросить? – наконец сказал Лотар, сев за покосившийся стол. Фауст покачал головой. – Может быть, о том, почему все деревенские в таком восторге от твоего прихода, или почему они до сих пор не могут отойти от этого двора, надеясь, что ты их заметишь и хотя бы махнёшь им рукой?
Парень наклонил голову, чтобы заглянуть в низкое окошко около двери. На тропинке, и правда, стояли несколько стариков, тихо переругивающихся между собой и то и дело косившихся на дом с каким-то благоговением на лицах.
– Я читал о ваших законах, но незнаком с привычками, – наконец признал он. – Мы отличаемся во многом, хоть так и не скажешь с первого взгляда. Разве так привечать гостя – не традиция в ваших землях?
– Уж и действительно, – усмехнулся подручник. – Это чего у тебя? – он подвинул к себе тарелку с нарезанной ещё с ночи колбасой, чуть потянул носом и наколол один из кусков на нож. Отодвинувшись от стола, он протянул руку к тлеющим углям в печи, дважды провёл куском колбасы над жаром и вернулся на место.
– Этого не хватит, чтобы она согрелась, – тихо сказал Фауст. Лотар посмотрел на него чуть странно и с недоверием. – Что ты хотел рассказать?
Богатей вздохнул и отложил нож.
– Ты пришёл к нам из-за реки. Я понял, откуда именно. Можешь не отнекиваться, дорога здесь только одна. И Осочья – первая деревня, которая тебе встретилась. Если б святейшим было дело до будущего страны, они бы поставили столицей нас, а не Ивкальг. И у нас, а не на севере, были бы крепостные стены и дозорные на башнях. Но мы стали разменной монетой в борьбе с Фратанией. Ты, верно, заметил, что половина домов спалена, а молодых мужиков здесь почти и нет? Всех парней забирают в легион. А кого не забирают силой – те идут сами, чтобы хоть как-то защитить семью и стариков.
Он замолчал и, чтобы избежать неловкой паузы, принялся-таки за этот злосчастный кусок колбасы. Фауст заметил, как у богатея дрожали руки, когда тот поднял нож.
– Фратейские войска часто одерживают верх, – продолжил он, наконец справившись с едой, – Флоосским командирам ведь наплевать на судьбу старой, полузаброшенной деревни, пока враг не дошёл до столичного городка. И почти всё время, когда борьба идёт по эту сторону реки, мы находимся под властью южан. Но, ты знаешь, лекарь, ересь ведь не только у вас считается преступлением.
Голова взял кусок хлеба с той же тарелки и, как и в прошлый раз, дважды провёл им над углями.
– Когда они пришли впервые, народ сопротивлялся новым правилам, – признал Лотар. – Борьба идёт уже так давно… да и кому, как не тебе, это знать, – горько добавил он, уставившись в стол. – Сколько ваш город уже поднял на нашей войне?
Фауст промолчал. Мужик покачал головой.
– Новые хозяева, конечно, стали наводить свой порядок. Храм наш почти
