быть посторонние, кому не следовало меня видеть здесь.
— Ох, госпожа, что вы не предупредили? — Мадам, круглая, затянутая в корсет блондинка в дорогом, заграничном сатине, быстро шла мне навстречу, сопровождаемая вышибалой. — Я бы подготовила вам лучшую комнату, а теперь мои девочки могут не успеть…
— Мне нужно было срочно переговорить с вашими пташками, судя по той записке, что вы прислали, — подтягивая капюшон повыше, тихо отозвалась я, кивком головы позволяя женщине встать из книксена. Она не спрашивала моего имени, но судя по умному блеску в глазах, довольно точно догадывалась о том, кому служит.
— Это так, но я не ожидала вас лично.
— Вопрос становится слишком серьезным. Идемте.
Шедший впереди вышибала проверял, чтобы в узком коридоре нам не попался ни один посетитель, а Мадам тревожно комкала в руке платок, но молчала до тех пор, пока передо мной не открылась обитая полосатым бархатом дверь. Небольшая комнатка, вся в красно-бордовых тонах, но чистая и без посторонних запахов, с парой глубоких кресел и зачарованной стеклянной стеной, что обошлась мне в целое состояние, но давала возможность наблюдать за посетителями. Здесь было чисто и не так сильно пахло духами. Мне показалось, что в этом помещении больше никто и не бывал с моего последнего визита.
Заняв кресло в дальнем, самом темном углу, посмотрела на Мадам еще раз. Женщина нервничала, но не дрожала. Ее не сильно беспокоило само мое присутствие, как возможные проблемы, что могут возникнуть после.
— Я приказала подать чай, госпожа, — уверенно проговорила Мадам, дожидаясь, пока дверь в комнатку закроется.
— Времени у меня мало, так что давайте сразу к делу. Что узнали ваши птички?
Мадам, подойдя к креслу напротив, медленно опустилась на край. Мы еще при первой встрече пришли к общему мнению, что стоять в моем присутствии ей вовсе не обязательно, но женщина все равно действовала сдержанно, словно боялась быть наказанной за нарушение этикета.
— Вчера к Ливинии приходил клиент, — Мадам расправила скомканный платок на коленях и осторожно разгладила его рукой. Первое удивление от моего неожиданного визита прошло и теперь женщина была почти спокойна. — Новый какой-то кавалер. Раньше у нас не появлялся. Попросил рыжую девушку, и чтоб только ноги ему разминала. Ливи сказала потом, что даже пальцем ее не тронул, только смотрел, как та ему пальцы мнет. Но заплатил много.
— Дальше, — нетерпеливо бросила я, не желая выслушивать о странных пристрастиях местных гостей.
— Так вот, заплатил тот гость не нашими монетами, а заграничными хилартами. Чистым полновесным золотом. И больше, чем с него просили.
— Мало ли откуда гость приехал, — дернула я плечом, но предчувствие говорило, что не все так просто. Да и Мадам обладала отменным чутьем, зная, с кого и что спрашивать.
— Так не купец и не военный. Лицо хитрое, а платье хоть и богатое, но темное, без украшений. Если б не ткань да отделка серебряным шнуром, нипочем не знали бы, что в карманах деньга водится. Но не в том беда. Ливиния слово за слово, да пальцами умелыми, выяснила, что человек тот посланник и диверсант. И цель у него прежнюю династию на трон посадить.
— Так и сказал? — хмыкнула недоверчиво.
— Какое там, — так же хитро сощурилась Мадам. — Но Ливи знает, за что трудится. Все выяснила. Слово через слово, а узнала, что у человека этого в городе людей своих много. Из наемников или просто воодушевленных, уж сказать не могу, но что они планируют завтра смуту устроить, так это точно сказать можно.
— Напасть хотят? На кого?
— Кажется, на дворец, — растерянно, словно сама не верила своим словам, проговорила женщина.
— И как они туда попадут?
— Чего не знаю, того сказать не могу. Но из слов человека того выходило, что есть у него среди дворцовой прислуги или стражи кто-то, кто сумеет провести людей его туда. И за гостем тем следят. Как вы и просили, я про него написала на Улицу Прачек, но ответа не получила. Только видела, как какой-то бродяга за ним от наших ворот увязался.
**
— За человеком тем следят. Как вы и просили, я про него написала на Улицу Прачек, но ответа не получила. Только видела, как какой-то бродяга за ним от наших ворот увязался. Я только кивнула на слова Мадам. Если люди Филиппа приглядывают, то я что-то могу узнать и от кузена, как вернусь.
В этом было что-то нелепое, совершенно невозможное, оттого очень даже вероятное. Никто из нас не ожидал бы подобного, но если во дворце имеется предатель, что может быть проще, чем перебить нас в его стенах? И это должен был быть кто-то, кто знает, что ночью охраны во дворце куда меньше, чем днем. Только гвардия Роана, да наши личные стражи. Потому что чужой охране мы не доверяли.
— Как ваши птички? — я поднялась с кресла, медленно натягивая перчатки. — Нужно что-то?
— Нет, леди, всего в достатке. После того как вы нам пару тех склянок дали, так куда легче стало. Девушки больше не страдают от язвы, вытравили последнюю. Дом совсем в порядок привели и на неделе будем большую помывочную ставить во дворе. Как вы велели.
— Доктор ходит? Девушек не обижает?
— Ходит. И на вызов и раз в неделю бывает на осмотр. Вежлив и внимателен. Девушки и выглядят веселее и болеть меньше стали. Если бы не вы…
— Не благодари. Я им работу всем дать не могу, да и не умеет половина ничего, так что… Но про откуп пусть подумают.
— Думают. Две хотели бы уехать, но пока не за что. Так я их так, к клиентам танцевать или петь отправляю.
— Хорошо. Помни, что у тебя теперь не дом утех, а салон. Чтоб и клиенты привыкали, и девушек без спроса и желания не лапали. А через пару дней, учителя когда ходить начнут, пусть прилично одеваются.
— Да, леди. Девушки понимают, что так им лучше будет.
Я вышла из комнаты, и не глядя по сторонам, прошла по узкому коридору к выходу. То, что мне поведала Мадам, стоило хорошенько обдумать и обсудить с кузеном. То, что выяснил он и то, что принесли на хвосте мои птички… если сложить один и один, выходило, что Мадам говорит правду.
— Леди, — женщина, что из хозяйки борделя медленно, но верно превращалась во владелицу модного салона, осторожно обратилась ко мне, придерживая дверцу кареты.
— Говори? — я чувствовала, что мне может не понравиться ее просьба, которая буквально висела в воздухе.
— Одна наша бывшая девушка, что искала лучшей жизни, на днях отдала богу душу.
