Он принялся неистово жестикулировать, показывая на транспортную пробку, которая полностью перекрыла движение впереди. Судя по всему, вызвана она была строительными работами напротив сгоревшего здания — где заканчивалось возведение небоскреба. Бетономешалки непрерывно въезжали и выезжали со стройплощадки, загораживая улицу.
— Все этот долбанный небоскреб! Ох как мне хочется всех их хорошенько трахнуть! Портят такой район, твою мать!
Таксист что есть силы хлопнул ладонью по приборной панели, едва не свалив освежитель воздуха в виде короны.
Расплатившись, Пеллэм выбрался из машины, оставив водителя извергать проклятия, и пешком спустился к Гудзону.
Он прошел мимо грязных деревянных лавок: «Винни, фрукты и овощи», «Манагро, столовая», «Кьюзин, мясо и гастрономия» — в витрине этой лавки были выставлены чучела животных. Вдоль тротуаров теснились лотки с одеждой и горами трав и специй. Лавка, в которой торговали африканскими товарами, сообщала о распродаже каких-то «укпур» и «огбоно». «Спешите купить!» — призывала вывеска.
Миновав Девятую авеню, Пеллэм продолжил путь к Десятой. Он прошел мимо остова дома Этти, плававшего в сюрреалистической дымке, и направился к убогому шестиэтажному зданию из красного кирпича на углу.
Пеллэм остановился перед написанной от руки вывеской в грязном окне первого этажа.
«Луис Бейли, эсквайр. Практикующий адвокат. Уголовные и гражданские дела, завещания, разводы, имущественный ущерб. Дорожно-транспортные происшествия. Недвижимость. Государственный нотариус. Заверенные копии документов. Обращайтесь по факсу.»
В окне недоставало двух стекол. Вместо одного была пожелтевшая газета. Вместо другого в раму была вставлена выцветшая картонная коробка из-под печенья. Пеллэм долго недоверчиво таращился на полуразрушенное здание, затем сверился по бумажке, не ошибся ли он адресом. Нет, не ошибся.
Обращайтесь по факсу…
Пеллэм толкнул дверь.
Приемная отсутствовала — контора состояла из единственной жилой комнаты, переоборудованной под офис. Помещение было завалено бумагами, папками, книгами, в том числе толстенными фолиантами, антикварным офисным оборудованием — в углу стояли дохлый компьютер, покрытый толстым слоем пыли, и факсимильный аппарат под стать ему. Около сотни юридических книг, некоторые из которых до сих пор оставались запечатанными в пожелтевший целлофан.
Табличка сообщала: ГОСУДАРСТВЕННЫЙ НОТАРИУС.
Адвокат стоял у строго гудящего копировального аппарата, вставляя в него по одному листы. Жаркое солнце пробивалось сквозь грязные окна; температура в комнате была не меньше ста градусов по Фаренгейту.
— Это вы Бейли?
Потное лицо обернулось. Адвокат кивнул.
— Я Джон Пеллэм.
— Друг Этти. Писатель.
— Кинодокументалист.
Они пожали руки.
Толстый адвокат провел рукой по длинным седым волосам, редеющим со лба. Он был в белой рубашке и широком изумрудно-зеленом галстуке. Его серый костюм не подходил ему ровно на один размер: брюки были слишком широки, пиджак жал в груди.
— Я бы хотел поговорить с вами о деле Этти, — сказал Пеллэм.
— Здесь слишком душно. — Сложив откопированные листы на столе, Бейли отер пот со лба. — Кондиционер капризничает. Как насчет того, чтобы перебраться в мой второй офис? У меня филиал чуть дальше на этой же улице.
«Филиал?» — подумал Пеллэм. Но вслух сказал:
— Ведите.
Луис Бейли махнул рыхлой барменше. Он не сказал ей ни слова, но она удалилась готовить его обычный заказ. Спохватившись, барменша обернулась и окликнула Пеллэма с сильным ирландским акцентом:
— А вам что?
— Кофе.
— По-ирландски?
— «Нескафе», — ответил Пеллэм.
— Я имела в виду, с виски?
— А я имел в виду — без.
— Итак, — продолжал Бейли, — результаты магнитно-резонансной томограммы отрицательные. Здоровью миссис Вашингтон ничто не угрожает. Ее перевели в женское отделение центра предварительного содержания под стражей.
— Я пытался навестить ее вчера. Меня не пустили. Ломакс, брандмейстер, отказался мне помочь.
— Этого следовало ожидать. Они всегда не доверяют тем, кто находится по другую сторону баррикад.
— Потом мне наконец удалось найти какого-то полицейского, который сказал, что Этти наняла вас.
Дверь в заведение приоткрылась с неуклюжим скрипом. В зал вошли два молодых мужчины в дорогих темных костюмах, разочарованно огляделись по сторонам и тотчас же вышли. «Филиал» конторы Бейли — дешевая рюмочная под названием «Изумрудный остров» — была не лучшим местом для бизнес-ланча.
— Я могу с ней встретиться? — спросил Пеллэм.
— Сейчас, когда ее перевели в центр предварительного содержания под стражей, это, конечно, уже можно устроить. Я говорил с прокуроршей…
— С кем?
— С помощником окружного прокурора. Обвинителем. Ее зовут Луиза Коупель. Ни плохая, ни хорошая. Она встала в позу. Думаю, дело в том, что она еврейка. Или женщина. Или молодая. Не знаю, что хуже. Я угрожал ей оспорить правомерность содержания под стражей травмированного человека — за Этти плохой уход. А ей нужно давать таблетки, делать перевязки. Но, разумеется, из этого ничего не выйдет.
— Боюсь, вы правы.
Пока Пеллэм мучился с горьким кофе, Бейли, потягивая мартини, изложил свое видение дела. Пеллэм попытался определить, насколько он компетентен. Адвокат ни разу не упомянул ни про законодательные акты, ни про схожие дела, ни про судебные порядки. Пеллэм пришел к смутному заключению, что он предпочел бы кого-нибудь более деловитого и, если и не более умного, то хотя бы в хронологическом плане более близкого к юридическому образованию.
Отпив коктейль, Бейли вдруг спросил:
— О чем ваш фильм?
— Это устное повествование об Адской кухне. Этти — мой лучший рассказчик.
— Да, эта женщина умеет рассказывать, это уж точно.
Пеллэм обвил руками горячую кружку. В баре царил ледяной холод. Из кондиционера над дверью вырывался пронизывающий ветер.
— Почему ее арестовали? Ломакс так мне ничего и не сказал.
— Да, должен вас огорчить, полиция накопала кое-что на нее.
— Накопала.
— И дела ее плохи. Свидетель видел, как Этти вошла в здание как раз перед тем, как вспыхнул пожар. Он начался внизу, рядом с котельной. У Этти был ключ от двери черного входа.
— По-моему, ключи есть у всех жильцов, разве не так?
— У многих. Но именно Этти видели у этой двери за пять минут до начала пожара.
— Вчера я встретил у пожарища одну женщину, — возразил Пеллэм. — Она рассказала мне, что видела в переулке каких-то людей. Как раз перед тем, как вспыхнул пожар. Троих или четверых мужчин. Описать их более точно женщина не смогла.
