та ни готовила.
Емилия со своей челкой в красивом платье являла собой облик той самой принцессы.
Они проговорили весь вечер: вроде обо всем, а вроде ни о чем. Легко и весело, как в его сбывшейся новогодней мечте. Под конец мероприятия, пролетевшего, будто за миг, он написал свой телефон на листе блокнота, специально прикрепленного на столике для этих случаев, когда паре хотелось бы продолжить общение, и предложил ее проводить до дома. Емилия отказалась. Сама не зная почему. Ей хотелось заморозить этот миг, миг первого знакомства и влюбленности, чтоб он не перешел в другую стадию, не менее сладкую, но все же другую. Тогда Миша проводил девушку до такси и, когда машина тронулась, сердечно замахал ей вслед, будто она уезжала навсегда, и они никогда больше не увидятся.
Что, собственно, и произошло.
Придя домой, раздевшись, наглядевшись на звездное февральское небо в окно, Емилия решила перед сном полюбоваться на листок с телефоном Миши: на его почерк, нажим, наклон… Она была уверена, что прочтет там нечто глубинное, только ей понятное… Но листка нигде не было.
Девушка перевернула все вверх дном, покопалась в сумке до самого дна, прочесала всю дорогу, проделанную от такси до дома, даже распорола меховое пальто: вдруг бумажка завалилась в невидимую дырку… Но бумажки с телефоном нигде не было…
Когда наступила стадия «полного отчаяния», а за ней «отрицания» и «изнеможения», Емилия зачем-то выпила большую рюмку водки, которую хранила в доме на случай порезов и ран. Водка стояла в шкафу сто лет, и Емилия всегда думала, что та давно выдохлась, но нет, качество отечественного производителя подтверждали года и быстрое опьянение, точнее аллергия в виде опухания век, от чего мир вдруг засветился розовым, как и положено видеть его всем влюбленным.
Емилия не могла простить себе потерю телефона Миши и пыталась обратиться к своей памяти, которая терялась посекундно от непереносимости водки организмом, но тужилась припомнить какую-то деталь, по которой с помощью современных технологий можно было б найти неизвестного знакомца в гигантском мегаполисе.
Но когда пальцы еще слушались и теплилась надежда, первонабранные ФИ принца в поисковой паучьей сети обозначили полное отчаяние ситуации: Миш Бровкиных оказалось в мире столько, что только одними ими можно было заселить мегаполис.
Сотни, тысячи Миш Бровкиных смотрели в течение часа на пьянеющую и теряющую надежду Емилию Золушкину – японку в древних корнях и абсолютную дуру и неумеху, которая даже листок бумаги не может сохранить, не то что удержать чудо и любовь.
Нет, Миша не говорил, кто он, что он, где его искать. Хуже всего было то, что она не дала себя проводить, а значит, начисто отрезала и эту дорожку к себе. И даже о, дура! Не назвала своей волшебной фамилии, только подала намек на «принцессовость», будь она не ладна! Скорее всего, Миша будет искать ее (если будет конечно!) по фамилии Королева или Принцессова или еще какой-нибудь… А значит, они не увидятся никогда. Ведь и в клуб знакомств он заглянул случайно, по его словам, а значит, секретарь его не зарегистрировала. И здесь концы обрубались. Своего телефона Емилия не оставила, как-то было неловко писать свой, когда в руках она держала Мишин и их разделял только ее звонок и пара гудков в трубке.
Шел второй час ночи. Мозг кипел, но руки теряли координацию и с седьмого раза набрали слово «проклятье» в сети пауков, и тогда Емилия узнала, что на ней лежит как минимум три проклятия: на безбрачие – это было ясно как белый день, на неудачу – это тоже черным по белому читалось, наконец, постоянная подверженность случайностям, року судьбы, а по-русски говоря, проклятие на дурость.
Всем трем обязательно надо было проявиться сегодня 14 февраля, в День всех влюбленных, и в день, когда она влюбилась без памяти и встретила любовь всей своей жизни.
В третий час ночи, когда глаза и руки отказывали Емилии в сервисе, но голова продолжала работать на чистой упертости, она еле-еле набрала на клавиатуре гаснущего, тоже уставшего телефона: «как снять проклятие» и наткнулась на первое же попавшееся предложение по этому поводу – вернуться в прошлое и все исправить.
Это было гениально! Это была идея!
В прошлом ждало спасение! И называлось все просто и понятно «регрессивный гипноз». Емилия, забывая про проклятия, готова была погрузиться в анналы своей пьяной памяти прямо сейчас, чтобы бестолковая, девичья, куриная память, куда словно в глубокий колодец канули цифры, записанные мужественной рукой Миши, всплыли перед глазами, как лист перед травой. Но во-первых, гипнотизеры, как и другие нормальные люди, спали ночью. Во-вторых, засыпала и Емилия, упав на свои непослушные руки непослушной головой, в которой упрямо застряла идея вернуться в прошлое, буквально в вечер этого четырнадцатого по счету дня февраля, и проследить за Мишиной рукой, которая выводила заветные цифры.
Слава Богу, в мегаполисе в воскресенье работали не только кафешки, аптеки, транспорт, но и гипнотизеры.
Наведавшись за спасительным кофе в кафешку, потом в аптеку за не менее спасительным, постпохмельным и антиаллергенным, потом сев в такси, Емилия направилась к неспящему в это раннее утро гипнотизеру, которого она нашла в паучьей сети первым.
Виктор Борисович производил правильное впечатление для гипнотизера. Очень-очень-очень странный тип. Описывать его было бесполезно, ибо все в нем было странным: от черного пиджака а-ля Муэрте до усиков Дали и горящего взгляда, а еще на пол-лица разлившееся родимое пятно, сросшиеся брови Фриды Кало, огромная бородавка на носу.
– Моя задача, – сразу обозначила Емилия, стараясь абстрагироваться от вида Виктора Борисовича, – вернуться во вчерашний день, точнее, вечер, и вспомнить очень важную деталь – цифры телефона одного молодого человека, который оставил мне их… Он сам их мне написал, – стала путаться Емилия, которая не хотела показаться очень легкомысленной, и в то же время волновавшейся за исполнение задачи.
– Не беспокойтесь, – уверил ее горящий взгляд с бровями.
– А есть побочные эффекты у регрессивного гипноза? – вдруг вспомнила Емилия, поднявшись с кушетки, куда ее уложил Виктор Борисович, отправляясь за причиндалами для гипноза.
– Сознание – штука непознанная. Бывает разное, – философски отвечал Виктор Борисович, но увидев ошарашенную клиентку, готовую к побегу, заверил, – но все всегда оставались живы. И задачи были выполнены.
Это внушало надежду. Емилия опять улеглась и тяжело вздохнула. Любовь требует риска и жертв. У всех принцесс было так. Видимо и ее, пусть и ненастоящую принцессу, эта участь не миновала. Она все же сложила руки домиком и обратилась к потолку,
