Эмма суетилась вокруг него, словно он был десятилетним мальчишкой, а я молча стоял рядом. Они с тетей щебетали без умолку, как будто папа только что вернулся после очередного похода на рынок. Папа слабо улыбнулся мне. Точно так же, как в те дни, когда мы приезжали навестить его в «Голубых далях». Улыбнулся, словно хотел сказать: «Я больше не сумасшедший, просто мне стыдно».
На нем была старая футболка с эмблемой Университета Дьюка и джинсы, мне даже показалось, что он как-то помолодел. Если не считать морщинок вокруг глаз, которых стало еще больше, когда он неловко, смущенно обнял меня и спросил:
— Как дела?
— Нормально, — ответил я, переводя дыхание.
— Рад снова видеть тебя, Лена, — продолжал папа. — Приношу соболезнования по поводу твоего дяди.
Вот оно, настоящее южное воспитание. Он не мог не принести соболезнования по поводу кончины Мэкона даже в такой неподходящий момент. Лена попыталась улыбнуться, но вид у нее был смущенный, как и у меня.
— Спасибо, сэр.
— Итан, подойди же скорее и обними любимую тетю!
Тетя Кэролайн протянула руки, и мне захотелось броситься ей на шею, чтобы она сжала меня покрепче и избавила от тяжести в груди.
— Пойдемте в дом, — помахала нам с крыльца Эмма, — я испекла торт с кока-колой и зажарила цыпленка. Если мы не доберемся до него вовремя, он может передумать и упорхнуть в свой курятник!
Тетя Кэролайн взяла папу под руку, и они вместе поднялись по ступенькам. У нее были такие же каштановые волосы и хрупкая фигура, как у моей мамы, и на мгновение мне показалось, что родители снова вместе входят в поместье Уотов.
— Мне надо домой, — заявила Лена, прижимая блокнот к груди, снова пытаясь спрятаться за ним.
— Не надо. Посиди с нами.
«Лена, пожалуйста!»
Я предлагал ей остаться вовсе не из вежливости, просто мне не хотелось идти туда одному. Несколько месяцев назад Лена наверняка поняла бы это, но сегодня ее мысли витали где-то очень далеко.
— Тебе надо побыть с семьей.
Она встала на цыпочки, поцеловала меня, едва коснувшись губами щеки, и пошла к машине так быстро, что я и сказать ничего не успел, и просто молча посмотрел вслед удаляющемуся «фастбеку» Ларкина. Лена перестала ездить на «катафалке». Со дня смерти Мэкона она ни разу не взглянула на него. Дядя Барклай припарковал его за сараем и накрыл брезентом, и теперь Лена пользовалась черной хромированной машиной Ларкина. У Линка слюни потекли, когда он ее увидел:
— Да ты хоть представляешь себе, сколько цыпочек я бы снял на таком моторе?!
Кузен Лены предал всю их семью, и я никак не мог понять, почему она решила взять его машину. Я спросил у нее, но она лишь пожала плечами и ответила: «Ему она больше не понадобится».
Может быть, таким образом Лена пыталась наказать Ларкина. Он причастен к смерти Мэкона, и она вряд ли простит его. Машина завернула за угол, и мне захотелось исчезнуть вместе с ней. Войдя на кухню, я обнаружил, что напиток из цикория уже почти кипит на плите и обстановка накаляется. Эмма разговаривала по телефону, расхаживая взад-вперед у раковины, и, постоянно прикрывая трубку рукой, сообщала последние новости тете Кэролайн.
— Они не видели ее со вчерашнего дня, — воскликнула Эмма, не отрываясь от трубки. — Сделай бабушке Мерси стаканчик пунша и уложи в постель, пока мы не найдем ее!
— Кого — ее? — вопросительно посмотрел я на отца, но тот недоуменно пожал плечами.
Тетя Кэролайн отвела меня к раковине и прошептала, как положено благовоспитанной леди с Юга, когда она хочет сказать что-то, что вслух произносить неприлично:
— Люсиль Бэлл! Она пропала!
Люсиль Бэлл — сиамская кошка бабушки Мерси. Большую часть времени она проводила, бегая по дворику моих бабушек на поводке, закрепленном на бельевой веревке. Сестры называли этот вид кошачьей жизнедеятельности гимнастическими упражнениями.
— Как пропала?!
Эмма снова прикрыла трубку рукой, прищурилась и крепко сжала зубы, наградив меня Тем Самым Взглядом.
— Похоже, кто-то вбил твоей бабушке в голову, что кошек привязывать необязательно, потому что они всегда находят дорогу домой! Тебе об этом что-то известно?
Это прозвучало не как вопрос. Мы оба прекрасно знали, что я твердил об этом Сестрам на протяжении нескольких лет.
— Ну нельзя же кошек держать на поводке, — попытался оправдаться я, но было поздно.
Эмма одарила меня еще одним убийственным взглядом и повернулась к тете Кэролайн.
— Мерси все время ждет, что она вернется, сидит на крыльце и смотрит на поводок, свисающий с бельевой веревки, — заявила она и убрала руку от трубки.
— Вы должны уговорить ее зайти в дом и прилечь. Если будет кружиться голова, заварите ей ромашку.
Я выскользнул из кухни, пока Эмма не превратилась в яростную фурию. Прекрасно! Пропала кошка моей столетней бабушки, а виноват во всем, конечно же, я! Надо позвонить Линку и спросить, не может ли он поездить со мной по городу поискать Люсиль. Может, демо-записи Линка так напугают ее, что она вылезет из убежища?
— Итан? У тебя есть минутка?
В коридор из кухни вышел отец. Этого я боялся больше всего — сейчас он начнет просить прощения и пытаться объяснить, почему почти год не обращал на меня ровным счетом никакого внимания.
— Да, конечно.
Не думаю, что мне хотелось выслушивать все это.
Я уже не сердился на него. Когда я чуть не потерял Лену, то в каком-то смысле понял, почему папа слетел с катушек. Я не мог себе представить, как можно жить без Лены, а папа любил маму больше восемнадцати лет. Теперь я сочувствовал ему, но боль от обиды все же не уходила. Папа провел рукой по волосам и подошел ближе.
— Я просто хотел сказать тебе, что мне очень жаль. — Он замолчал и уставился в пол. — Не знаю, как это произошло. Однажды я сидел в кабинете и писал, а на следующий день не мог думать ни о чем, кроме твоей матери, — сидел в ее кресле, вдыхал запах ее книг, представлял, как она читает, заглядывая мне через плечо.
Он внимательно разглядывал собственные ладони, как будто говорил с ними, а не со мной. Может, его в «Голубых далях» этому приему обучили.
— Это было единственное место, где я чувствовал, что она рядом: я просто не мог отпустить ее.
Папа посмотрел на старинный потолок с лепниной, и из уголка глаза медленно скатилась слезинка. Папа потерял любовь всей своей жизни и запутался, словно шерсть от старого свитера, который решили распустить. Я видел, как с ним все это происходит, но ничего не сделал. Возможно, в том, что случилось, виноват не он один. Я знал, что он ожидает в ответ улыбку, но улыбаться мне совсем не хотелось.
— Понимаю, пап. Жаль, что ты ничего мне не сказал. Знаешь, я тоже очень по ней скучаю.
