Книга Ментакль - Юрий Мори

  Что по-японски и означает "до свидания". Мне-то всё равно, а вот соседки из тихого шока, в который впали, так и не вернулись.

  Мама сжала костлявыми пальцами ворот кимоно, расписанного райскими птицами, драконами и прочей дальневосточной чепухой и что-то хмыкнула на прощание. Дверь за моей спиной хлопнула, едва не прищемив край сумки. Сайонара в своём амплуа: если уж не удалось всласть поругаться, так хотя бы отыграться на вещах. Может быть, дешевле было оставить отчима в покое?

  Поздно. К тому же - я тогда был гораздо моложе и глупее.

  Дверь подъезда пискнула, когда я хлопнул по кнопке и приоткрылась. Я вышел и легко сбежал по ступенькам, щурясь от яркого солнца. Очки? Ну да, надену, надо только выцепить их из кармана рубашки. Вот так-то лучше: мир окрасился в приятные песочные тона.

  Прямоугольник двора был привычен и тих, всё же довольно рано, дети на каникулах, а бабульки у подъезда ещё не заняли насест. Налево длинный ряд машин - от приличных аппаратов до ржавой "шестёрки" дяди Коли с седьмого этажа, соседа снизу. Он даже на утилизацию и обмен с доплатой не повёлся в своё время, отстоял право владения памятником советского автопрома от детей и внуков. Посреди двора - будка трансформатора и детский уголок: песочница и качели. Сплошной символизм, если вдуматься.

  Будка была символом непознанного, архетипом всего, что ожидает в жизни любого взрослого человека. С одной стороны источник энергии, непонятно как устроенный: я, например, внутри никогда не бывал, да и не стремился, а с другой - невнятная угроза смерти.

  Не влезай, убьёт.

   - Доброе утро, Кирилл!

  - Здравствуйте, Маргарита Фридриховна!

  Полезли на свет старушки, полезли, поспешил я с выводами.

  Так о чём я? А-а-а, символизм... Ну да. Вот детская площадка являет собой наше короткое взросление, без особого выбора. Песок, засранный от души собаками, либо качели, скрипучие как моя мать. Дальше имитация движения, спрятанная в ряде машин на стоянке, а потом будка. Там бытие и закончится, то ли стремительной, с искрами, кремацией, то ли просто закопают у кирпичной стены, на которой крупно намалёвано непонятное мне граффити.

  - Здорово, Кирюха!

  - Привет, Степаныч.

  Машины рядом стоят, отчего же не поздороваться. Моя, правда, лучше, спасибо "Небесной сенсорике". Лучше. А вот на отдельную квартиру пока никак не хватает денег.

  Хлоп. Хлоп. Это две двери, моя водительская и Степаныча пассажирская. У него жена водит, поэтому он занял привычное место справа. А я завёл и поехал, благо лето на дворе, и ничего прогревать не надо.

  Выезд из двора преграждал массивный шлагбаум, но и это препятствие - последнее на пути к работе - я преодолел без особых проблем, ткнув транспондером в пятачок считывателя. Скрипнув, полосатое бревно поднялось, освобождая дорогу. Газ, первая, вторая, притормозить, поворот, улица.

  Так и живём, не ждём тишины.

  Я вот про "Сенсорику" упомянул, а ведь непонятно, что это, несведущему-то человеку. Сколько рекламы не давай, даже в нашем городе не все в теме.

  Начать придётся издалека, но оно и дорога тоже длинная: из Северного через центр, потом по центральному проспекту, широкому мосту и на левый берег, минуя остающееся где-то под дном машины, асфальтом и бетонными конструкциями водохранилище.

  Родился я в этом городе почти одновременно с развалом Советского Союза, в новой уже, независимой неведомо от кого, России. Роддом, первые шаги и младенчество можно пропустить. Семья как семья; мать, которая тогда не была никакой Сайонарой, а носила вполне человеческое имя-отчество Светлана Павловна, работала в чудом выжившем в эпоху перемен НИИ. То ли экономики и организации свиноводства, то ли повышения эффективности удоев с гектара - я никогда не вдавался в смысл её работы. Отец был водителем. Пока городское хозяйство не рухнуло, выпустив из-под обломков облачко ядовитого маршруточного бизнеса, рулил рейсовым автобусом. Потом пересел на такси. Никаких "уберов" тогда не наблюдалось, поэтому по классической схеме: рация - диспетчер - примите заказ.

  Работа его и сгубила в девяносто седьмом. Под восьмое марта взял на улице парочку, они и сыграли в Бонни и Клайда. И денег-то в бардачке было слёзы, и машина дерьмо, но вот так уж вышло. Нашли отца через неделю в пригородном лесу, случайно, мог бы и годами там лежать. Две ножевых и одна черепно-мозговая, но умер не от этого: просто замёрз без сознания.

  Мне тогда было шесть. Возможно, с этого всё и началось.

  Я свернул на площади Застава налево и прибавил скорости. Улица прямая, длинная, светофоров мало. Может, успею проскочить, пока пробок нет. Радио, что ли, включить.

  -...придорожное радио, а-а-а! у-у-у! - счастливым голосом сообщил ведущий. - Из новостей дня у нас только хорошее. По сведениям НАСА, которые не оспаривает и Роскосмос, к Земле приближается метеорит размером в три футбольных поля. Или четыре-пять, учёные пока не решили. А здоровенный, зараза, правда, дорогие мои? Опасности столкновения нет, но явление редкое. Не волнуйтесь. Пережили мы ковид - переживём метеорит!

  Весельчак.

  В пробку я всё-таки попал, но чуть дальше. Не повезло: рядом вонял дизелем автобус, да и остальные соседи по несчастью исторгали из выхлопных труб отнюдь не блё-де-шанель. Пришлось закрывать окна и включить климат-контроль. Жаль, ветерок до того обдувал на славу.

  Ярко вспомнилось, что мать пришла за мной в садик, когда узнала о смерти отца. Вся в слезах, ничего толком не объясняя, потащила меня, почти не одетого, домой. Я волочился за ней, не успевая переступать ногами, спрашивал что-то, плакал сам, уже понимая, что случилось страшное, случилось...

  Тогда меня впервые и накрыло, как я называл для себя потом это редкое, но странное состояние. Клиентам я предпочитаю сообщать об "инсайте" и "ментальном прорыве", но накрыло оно и есть накрыло, точнее слова я с тех пор для себя не придумал.

  Как ни странно, пострадала не мать. Встреченная возле дома соседка - я до сих пор помню её яркий макияж, короткие, окрашенные в сиреневый с белым, волосы, и цветастую куртку, но не могу назвать имени.