кого–либо еще. Но призыв к исполнению долга постоянно звучал в ее ушах: «Расскажи другим то, что Я открыл тебе». Это «казалось невозможным», — делилась она, — и «мое сердце сжималось от страха при подобной мысли». Она даже «желала умереть, чтобы избежать этой обязанности». Чудесный мир, наполнявший ее от осознания присутствия Господа, оставил ее, и она стала еще сильнее страшиться ответственности (там же, с. 69, 70).
Наконец Елена покорилась воле Божьей и попыталась положиться на Его силу, чтобы исполнить свой долг. Но даже тогда ей не стало легче. Природная робость и чувствительность искушали Елену смягчать свои вести, лишая их остроты. «Для меня являлось тяжким крестом, — писала она, — рассказывать людям о том, что мне было показано относительно их грехов. Мне было очень тяжело видеть других опечаленными и огорченными. Вынужденная нести людям вести, я часто смягчала их и рассказывала настолько привлекательно, насколько это было возможно. Затем я уходила и плакала в агонии души». Елена жаждала жить подобно другим христианам, заботившимся только о себе.
Находясь в таком состоянии, Елена получила видение, в котором ей была показана группа погибших людей. «Их лица выражали отчаяние и ужас». «Они подошли ко мне, — заметила она, — и вытерли об меня свою одежду. Я взглянула на свое одеяние и увидела, что оно запачкано кровью… Ангел опять поднял меня на ноги и сказал: „Ты пока еще невиновна, но эта сцена показана тебе, чтобы ты знала, в какое попадешь положение, если не будешь возвещать другим то, что Господь открыл тебе. Но если останешься верной до конца то будешь вкушать от дерева жизни"» (Очерки жизни Джеймса и Елены Уайт, 1888, с. 222, 223).
Такие яркие сцены и побуждения совести побудили Елену Уайт выполнять святой долг, который, по ее убеждению, был определен для нее Господом. Но долг этот никогда не был легким, особенно первые тридцать или сорок лег ее служения. В 1874 году она писала Дж. Н. Лофборо: «В течение многих лет я чувствовала, что если бы я могла сделать свой выбор и тем угодить Богу, то предпочла бы скорее умереть, чем иметь видение, ибо каждое видение возлагает на меня ответственность обличать и предостерегать, а это всегда противоречит моим чувствам и разрывает мое сердце на части» (Избранные вести, т. 3, с. 36, 37).
Итак, мы видим, что Елена Уайт была похожа на большинство из нас. Она также нуждалась в Божьей подкрепляющей благодати для выполнения своего христианского долга. Если принять во внимание ее сдержанность, тем более становится удивительным то, что большую часть своей жизни она оставалась непреклонным борцом.
Г–жа Уайт шла напрямик, если чувствовала, что верующие или неверующие пренебрегали истиной, которая оказывалась в опасности. Например, в июне 1878 года во время океанского перехода из Сан–Франциско в Портлэнд она раздала пассажирам адвентистские публикации. Прошло немного времени, и она услышала, как некий служитель в ответ на ее брошюры говорил группе пассажиров, что Закон исполнить невозможно. «Г–жа Уайт, — вещал он, — говорит: Закон да Закон. Она считает, что мы можем спастись Законом, что никто не спасется, если не соблюдает Закона. Я же верю во Христа. Он мой Спаситель».
На этот раз г–жа Уайт стояла там, где пассажиры не видели ее. Следовательно, она могла избежать открытого, публичного конфликта. Но, согласно ее словам, она видела несправедливость обвинения и не могла допустить, чтобы такое публичное высказывание осталось неисправленным. Соответственно, вестница Божья отрыто противостала служителю, заявив, что он сделал «ложное заявление». «Г–жа Уайт никогда не занимала подобной позиции. Я говорю за себя и за наш народ». Затем она дала развернутое пояснение по поводу взаимоотношений Закона и Евангелия и закончило требованием, чтобы «он никогда вновь не делал ложных высказываний, будто» адвентисты «не полагаются в вопросе спасения на Христа». Пастор Браун прошептал своим близким друзьям, что он все знает об адвентистах, подразумевая тем самым, что г–жа Уайт не сказала всю истину. Этот шаг побудил Елену вернуться к борьбе с обвинением, в котором Браун не только ложно представил адвентистов, но и не знал, о чем говорил (Знамения времени, 1878, 18 июля).
Елена Уайт была столь же прямой и по отношению к членам Церкви. Примеры ее вынужденного противоборства с другими адвентистами встречаются во всех ее произведениях, поэтому я приведу лишь несколько типичных случаев. В 1851 году ей пришлось иметь дело с человеком, у которого была особенно тяжелая проблема. «В то время, — описывала г–жа Уайт свой опыт, — я получила такое серьезное видение, какого не имела никогда в жизни. На следующий день мы пошли к Генри Аллену, и Бог дал мне суровую весть для него. Я не осмелилась приукрасить ее. Никогда ни для кого другого я не получала такой суровой вести». К сожалению, заметила она, Аллен не «испытал сокрушения», не исповедал вины и не исправился. В результате община, следуя 1 Кор. 5, «лишила его церковного членства, пока он не прекратит свою связь [взаимоотношения с женщиной, которая не была его женой] и не исправится. Хотя происшедшее не возымело действия на самого Аллена, оно послужило полезным уроком для общины. Елена Уайт писала, что к моменту их отъезда состояние братьев и сестер было намного лучше того, в котором они пребывали до этого» (Письмо 8, 1851).
Другой пример имел место в 1882 году. Она столкнулась с церковным руководителем Урией Смитом в ситуации, когда он отступил от правильных принципов. «Я не удивляюсь, что в Батл–Крике сложилось такое положение вещей, — писала Е. Уайт У. Смиту, — но мне больно, что вы, мой многоуважаемый брат, вовлечены в это дело и оказались на неверной стороне вместе с теми, о ком я знаю, что Бог не ведет их» (Письмо 2а, 1882).
Многие из ее обличительных вестей должны были пробудить в людях сознание их нужд и указать им на неправильный образ действий, подвигнуть их к исправлению отношений с Богом и ближними. Вести эти были неприятны и ей, и тем, кому предназначались. Одна женщина сказала г–же Уайт в 1868 году: «Вы убили меня, вы совершенно уничтожили меня. Вы убили меня». Елена Уайт ответила: «Я надеялась, что моя весть окажет на вас именно такое влияние» (Письмо 6, 1868).
И почему, можете спросить вы, она говорила так прямолинейно? Ответ состоит из двух частей. Первую часть сформулировал Джеймс Уайт, когда написал следующее: «Г–жа Уайт вначале очень робко приступала к общественным выступлениям. Если она говорила с убежденностью, это
