Книга Мое имя – смысл - Анна Кафа

Кей проснулась в квартире Жака. Она чувствовала себя сломанной куклой, которую будто разобрали на части. Все вокруг совершалось столь стремительно и столь необычно, что она вдруг перестала осознавать себя, как центр, но теперь, ей все больше мнилось, что она только чей-то локоть на неизвестной картине. Ей ничего не хотелось. Кей поднялась с кровати. Справа на письменном столике лежал журнал с американскими горками на обложке. Она вдруг вспомнила, что на второй день после знакомства с Марком он пригласил ее в парк аттракционов. Этот день вдруг ожил в ее памяти… Его густой голос будто ворвался в комнату, она вспомнила его длинный монолог в парке. Они сидели за столиком и убивали жажду ледяным коктейлем, их мысли кружились от каруселей и близости друг к другу:

– Знаешь Кей, мне показалось, что ты предпочтёшь больше аттракцион, чем ресторан… Я не люблю делать так, как принято, – он закурил сигарету и продолжил, вдыхая дым:

– С детства нам прививают одинаковые модели поведения, и мы к двадцати годам становимся похожими на роботов с одного завода. Когда я повзрослел, то понял, что это глупо, что надо действовать согласно своему внутреннему представлению, а не отштампованной логике большинства…

Нам пытались внушить, что мнение общества является главным, но на самом деле, только отступники, только те, кто нарушал это мнение, создавали собственно «человеческое». Средний человек – это недочеловек, он убийца красоты. Народ всегда ненавидит и изгоняет великих, стая не любит чужаков… Парадоксально, но эти чужаки впоследствии становятся теми, на которых потом равняются, кому потом эта же стая шлет свои посмертные оды… Абсурд..?

Марка уносила волна размышлений, а Кей, вникая в каждое его слово, с каждой новой фразой проникалась к нему все большей симпатией, она понимала, что он – необыкновенный…

– Со времен пещерной живописи мы продвинулись до Интернета и полетов на другие планеты, но странно только то, что мы, кажется, совсем не сдвинулись с места в духовном аспекте. Зло все то же самое… Я спрашивал себя, а почему? Может, причина именно в тех неправильных моделях, которые передаются из поколения в поколение? Семья и общественные институты в первую очередь учат благополучию, а уже потом всему остальному… За редким исключением можно услышать где-нибудь шепотом произнесенные слова о сохранении души, сострадательности, любви, честности, благородстве. Те, кто слышал этот шепот с детства, потом сталкиваются с огромной машиной, называемой обществом, которая начинает последовательно уничтожать эти «непрактичные» идеи. Вот так по истечении веков мы становимся свидетелями высокого прогресса и низкого духа…

Меня научили быть кем-то, но мне никто не говорил, что можно быть собой… Не состоятельным, умным, добрым, а – собой. Не смотреть на других и изнывать от постоянного сравнения, а искать себя и плевать на все представления других.

Меня, как и многих не научили думать объемно, наши мысли одномерны, они начинаются кефиром утром и заканчиваются банкой пива вечером. Благополучие, сохранение рода и надежда на призрачное счастье не может быть целью человека. Поэтому судьбы большинства великих людей несчастны и растрепанны. Не потому что они не умели жить, как другие, а потому что они не хотели менять смысл на благополучие. Может быть, они были аморальны, может быть, они были «пощечиной общественному вкусу», может быть они были алкоголиками и наркоманами, но ежедневно они распинали свои души не за хлеб, а за красоту и любовь. Современный человек – мещанин… Его мысли и поступки лишены аристократизма, он скуп в своих желаниях, действиях, любви, заботе, веселье. Его единственная забота – он сам.

Марк долго посмотрел на Кей и, потушив сигарету, несколько грустно продолжил:

– Он не способен любить, для любви нужно как минимум две вещи – смелость и готовность к изменению самого себя. Но трусость «самый страшный порок». Кто променяет стабильность на риск? Никто не хочет ломать себя, свои привычки, свой мир, чтобы войти в мир Другого. Кто-то сказал: «Взгляд Другого рождает ужас». Почему «ужас»? Потому что он показывает мне, что Я не совершенен, что мне нужно меняться, что Я только кусок мрамора, а статуя – результат внутренней работы и боли. Но мы не хотим больше страдать, не хотим ваять себя, мы лучше замкнемся в собственной скорлупе, мы хотим «хлеба и зрелищ», мы хотим развлекаться и «брать от жизни все». И пусть любят нас такими, какие мы есть… Но вот проблема… То, что мы считаем самими собой, не мы… Только кусок мрамора. Мы сами себя еще не увидели даже. Потому что, чтобы стать собой, нужен резец и Другой, тот, кто увидит, что нужно отсечь… Нужно найти своего Микеланджело… Мы разучились друг в друга смотреться… Мы мумии – мы не хотим оживать и вставать из своих саванов и погибаем, задушенные одиночеством. Почему? Может быть, мы однажды что-то неправильно поняли..? И я в том числе… Я сам стал почти такой же мумией…

Кей вспоминала его лицо, его блестящие глаза… Он так хотел свободы, но, увы, уже сам был со всех сторон сжат… Кей готова была идти за ним, как жены декабристов за своими мужьями… Неважно куда, и неважно зачем… Ее воспоминания оборвались…