Гиацинт, или Халцедон недостачу яйца под собой.
Именно эту глубочайшую скрытность намеревался одолеть Шантеклер. Он собирался как-то извлечь Незера из-под пола в Курятник; здесь Крыс окажется на территории Петуха, и тогда уж Петух сможет что-нибудь предпринять. Шантеклер решил не выманивать Крыса, он решил его вытащить силой. Но кто сможет подлезть под Курятник? Кто может справиться с Крысом? Нет, вопрос следует поставить иначе: кто может ужалить Крыса? — вот тут-то и лежит ответ.
Петух-Повелитель отошел недалеко от Курятника и остановился перед маленьким рыхлым холмиком. В самом центре этого холмика было идеально круглое отверстие. Шантеклер припал глазом к этой дыре и поглядел внутрь.
— Тик-так! — прошептал он.
— Не сейчас! — донесся ответ из дыры.
— Тик-так, стряхни свою лень и подымайся,— сказал Петух-Повелитель.
— Я занят сном.— Едва ли этот голос можно было назвать голосом. Он звучал подобно свисту крошечных розог. — Все мои дети очень заняты сном, и дверь заперта. Доброй ночи! Спокойной и доброй ночи!
— Утром поспишь, Тик-так, а сейчас давай-ка сюда. Это крайне необходимо.
— Утра, чудовище ты эдакое, предназначены для работы. Ночи существуют для сна, и совсем недавно ты сам кукарекал отбой. Именно поэтому мы крепко спим. Пунктуально! Все крайне необходимое следует планировать заранее. Доброй ночи! — Свист крошечных розог стал более походить на треск больших веток.
— Я кукарекал отбой? — Шантеклер прекрасно знал, что так оно и было.
— Ты превосходный хронометр, дружище Шантеклер. Доброй ночи! — Трах! — Доброй ночи! — Трах!
Шантеклер оторвал глаз от норы и пробормотал себе под нос:
— Я кукарекал отбой. Ладно же, тогда я прокукарекаю подъем.
Он вновь согнулся так, что перья его хвоста вскинулись высоко над спиной. Он вонзил клюв прямо в идеально круглую нору Тик-така, Черного Муравья. А затем разразился малым утренним кукареканьем. Таким, что никто не услышал его, кроме нескольких сотен черных муравьев, которые немедленно выступили из норы тремя безупречными шеренгами. Среди ночи черные муравьи отправились на работу.
Тик-так стоял над своей норой, скрестив руки на груди, и беспомощно качал головой при виде своих тружеников, спешащих на работу в столь отвратительный час.
— Доброе утро, и в чем дело? — рявкнул он на Петуха-Повелителя.— Твоя необходимость должна быть крайне необходимой.
— Поверь, это так, — сказал Шантеклер. — Иначе меня бы здесь не было.
Шантеклер был уже по горло сыт всеми этими капризами. Второй раз за день в голову ему пришла мысль о том, как было бы хорошо иметь хоть кого-нибудь для обыкновенной дружбы и душевного разговора. В этот самый момент, когда он готов уже был отдать распоряжения трудолюбивому, пунктуальному и раздражительному Муравью, Петуха будто холодом пронзило — такое он почувствовал одиночество.
Хлынул дождь. Настоящий ливень. Но не гроза. Просто скверная изморось, барабанящая по крыше Курятника и холодной дымкой лезущая в окна.
Шантеклер забился в темный угол. Он ждал. Он чувствовал себя несчастным.
— Крыс Эбенезер,— шептал он себе под нос.
Все тридцать его кур мокли на коньке крыши Курятника. Но они не собирались, да и не могли укрыться в Курятнике. Им пришлось дожидаться в своем промозглом месте, а Шантеклеру в своем; и разница была в том, что он пребывал в одиночестве. В левой лапе он держал два крепких, длинных белых пера. Он едва различал их сквозь кромешную тьму; но за это время он успел несколько раз ощупать их и знал, что это в точности то, что ему нужно: они были острые и колючие, стремительные и суровые в своей неукротимости.
Пытаясь что-то услышать, Шантеклер клонил голову вправо и влево; но если и раздался внизу хоть один звук, те, что доносились сверху, заглушили его. Черные муравьи абсолютно бесшумны. Он и не рассчитывал услышать Тик-така и его войско. А Незер был сама мертвая тишина. Шантеклер, разумеется, не надеялся услышать и Крыса, крадущегося в мрачных глубинах. Но когда двое соединяются вместе, тогда может прозвучать какой-нибудь звук. Его-то и пытался уловить Шантеклер.
Однако и тишина, и дождь продолжались. Куры закудахтали было, проклиная неотвязный дождь, поерзали, устраиваясь на своем новом насесте, но затем вновь воцарилось молчание.
Вдруг из-под пола повеяло каким-то суетливым движением. Ни звука. Ни даже малейшего возгласа. Но движение было отчаянным, будто ветер в бутылке, будто кто-то затаил дыхание,— сухой скрежет, пронесшийся под полом из одного конца Курятника в другой. Тело шлепнулось о стену. Шантеклер приготовился к прыжку, но выжидал, весь охваченный дрожью. Мгновение звук вертелся по кругу, затем понесся напрямую к лазу Незера в Курятник.
Оттуда донесся короткий, изумленный, захлебнувшийся лай. Потом раздался преисполненный боли скулящий визг. Курятник заходил ходуном. Мундо Кани был схвачен, ранен и пытался вырваться на свободу.
— О, Эбенезер! О, Крыс! — вырвалось из уст Петуха-Повелителя, но он продолжал ждать. С трудом сдерживался, но ждал.
В это мгновение был посрамлен его боевой инстинкт: визг Мундо Кани оказался наилучшим прикрытием для Незера. Шантеклер не улавливал ничего из происходящего под полом, и это дало Крысу несомненное преимущество. Как мог узнать Шантеклер в этой маслянистой темени, когда Незер пролезет в свою дыру в досках пола? Как мог он выбрать момент для атаки?
Шантеклер выдернул перо из груди. Он решил приложить перо к норе в надежде, что заметит, как дрогнет белый силуэт при появлении Крыса. С пером в клюве он крался к дыре, клювом же касаясь дерева. Внезапно он точно определил, где находится нора. Он не видел ее. Он и не чувствовал ее. Но непосредственно у своего уха он услышал ее: чуть уловимое дыхание крысиного носа. Затем возник весь Крыс целиком, и — тишина в отверстии.
Эбенезер метнулся к горлу Шантеклера и выдрал пучок перьев.
Петух-Повелитель выпрямился на лапах, колотя крыльями перед собой. Потрясение сменилось яростью. Крыс изогнулся, готовый к следующему прыжку. У Шантеклера вздыбились перья так, что он будто вырос многократно и казался теперь гигантской тенью. Задрав голову, он подпрыгнул на одной ноге и грозно зашипел на Крыса.
Однако ночь была стихией Эбенезера. Он, будто ящерица, скользнул в воздухе и схватил Петуха сзади за шею.
Петуха сотрясло столь дикой судорогой, что Крыс отлетел в сторону, и тотчас Шантеклер развернулся и прыгнул: клюв, бьющие крылья, лапы — все направлено на врага. Правая лапа молнией обрушилась на спину Эбенезера, вцепилась, сжимаясь крепче и крепче. Но Крыс изогнулся, будто резиновый, и зарылся мордой в брюхе Шантеклера. И
