Священного писания», т.е. община, живущая по канонам предшествующей Исламу богооткровенной религии. В свете вышесказанного каких-либо гарантий того, что христиане-русские окажутся в огне ада, просто нет.
В эпоху, когда Муса Бигиев решал вопрос о природе Божьей милости, горечь утраты самостоятельности и притеснения со стороны властей, выражавшиеся в том числе в гонениях на ислам, сыграли с мусульманами злую шутку: они погрузились в состояние самоуспокоенности, считая, что у них уже есть «путёвка в рай», поскольку каждый день они видели в «зеркале богопротивности» своих соседей-христиан, которые, по их мнению, гарантированно должны были попасть в ад. Глобальный контекст в тот момент выглядел так же, только речь шла о противостоянии мусульманских социумов и колониальной политики западных держав.
Подобная самоудовлетворённость и успокоенность мусульман «гарантированным» им раем, по мнению М. Бигиева, стали одной из причин искажений в понимании сути ислама. Теперь и речи не могло быть о духовном самосовершенствовании, поскольку для попадания в рай достаточно было произнести символ веры и совершать обряды. Резко ухудшилась нравственная атмосфера мусульманского социума, человеческая мораль стала терять свои лучшие качества, поступки людей стали несовместимыми с принадлежностью к общине ислама. Но люди этого не замечали, ибо по причине потери духовной бдительности в «зеркале богоугодности» воцарилось ошибочное изображение.
У рассматриваемого вопроса имеется и другая сторона, отражающая состояние потаённых глубин внутреннего мира человека. Приятие или неприятие мусульманами учения о всеохватности Божьей милости позволяет выяснить степень духовной зрелости личности, обнажая её сокрытые пороки. Люди, называющие себя верующими в Бога, должны осознавать, что они всего лишь Его служители, рабы. И как бы ни относилась одна группа рабов к другой, судьбу и тех, и других в конце концов решает Создатель. Неприлично считать себя ближе к Богу только потому, что ты мусульманин, ведь культурно-религиозную среду не выбирают, как и родителей. Мусульманам лучше было бы вспомнить, что Аллах ведёт по пути истины того, кого пожелает, и не ведёт того, кого не желает вести. Нужно смириться с тем, что Аллах Сам решал, решает и будет решать впредь участь своих созданий. Мусульманин, признающий всеохватность милости Аллаха, ничего не теряет, ведь это нисколько не ограничивает его стремление искренне и самозабвенно служить Ему и не превращает это его стремление в сизифов труд.
Существует известное мусульманское предание о том, что из двух соседей, один из которых мусульманин, а другой — «неверный», Аллах накажет именно мусульманина за то, что тот не поделился своим духовным богатством с соседом. Иными словами, для мусульман соседствующие с ними иноверцы — это испытание нравственного совершенства и готовности делиться благами и знаниями, которыми Аллах их облагодетельствовал. Быть мусульманином — это ежесекундный духовный труд и самосовершенствование на пути к Богу, а не предвкушение наслаждения от созерцания мук, в которые якобы будут ввергнуты те, кто думал и жил иначе.
Поскольку М. Бигиев обосновал своё понимание природы Божьего милосердия в полном соответствии с традициями мусульманского богословия, его невозможно упрекнуть в пренебрежительном отношении к источникам ислама и в интеллектуальном произволе. Его учение о всеохватности Божьей милости, предполагающее спасение всех людей независимо от религии, которую они исповедовали — это выдающийся вызов, ставящий мусульманский социум перед необходимостью выбора между внушёнными и укрепившимися за века убеждениями и собственно кораническим откровением.
Их выбор определит будущее отношений между мусульманами, по различным причинам оказавшимися в инокультурной среде, и обществами, которые открыли им возможность для обустройства жизни вдали от исторической родины. В свете сказанного совершенно очевидна сохраняющаяся актуальность учения о всеохватности Божьей милости и необходимость его дальнейшей популяризации для воспитания высокой культуры межнационального и межконфессионального общения в современном мире, характеризуемом этно-культурной и религиозной пестротой.
Глава 4. Христианская миссия в исламской среде Северного Кавказа
Христианская традиция на Северном Кавказе имеет глубокие корни. Ислам и христианство фактически на равных могут считаться историческими религиями народов этого региона. В то же время судьба христианской веры на этой земле трагична: она была постепенно вытеснена исламом в период с XIV по XIX вв. При этом Северный Кавказ мог бы претендовать на роль древнейшего ареала распространения христианства. Византийские миссионеры основывали здесь первые общины уже в IV в., древнейшие храмы относятся к временам Аланской епархии X в. (Архыз, Карачаево-Черкессия). Адыгская этика в Кабардино-Балкарии сочетает в себе элементы ислама и христианства.
Однако к концу XIX в., когда Северный Кавказ оказался полностью под контролем России, православие стало верой почти исключительно русского населения, в основном казаков, которых целенаправленно переселяли на Кавказ в качестве опоры русской власти. Ислам уважался как вера местного населения (лишь среди осетин и кабардинцев тогда были христиане). Период советской атеизации и отток русского населения с Северного Кавказа в 1990-е гг., казалось бы, поставили крест на христианском будущем региона. Но христиане вновь пустили корни во многих республиках Северного Кавказа. Постсоветская христианизация возвращает коренные народы к средневековой традиции.
Но в отличие от Средневековья, теперь на Кавказе не одна византийская традиция, а много различных христианских конфессий, каждая из которых предлагает свой путь «к корням». Прежде всего, на миссионерском поле региона с начала 1990-х гг. оказались православные и протестанты. Эта ситуация повторяет ту, которая сложилась в конце XIX в., когда среди русского населения православные священнослужители конкурировали с евангельскими движениями молокан и духоборов (существовали с конца XVIII в. как русский вариант протестантизма), а позднее и с баптистами (в то время эта миссия не затрагивала местное население).
Перестройка и распад СССР открыли двери любым миссионерам. Наряду с возрождением национальной культуры, интересом к исламу, в северокавказском обществе бурно развивались протестантские миссии, а православие долгое время оставалось чрезвычайно слабым. В начале 1990-х гг. общины Русской православной церкви (РПЦ) создавались русскими и лишь некоторыми обращёнными в православие из коренных народов. Приходы Ингушетии, Чечни фактически исчезли из-за оттока русских и Чеченских войн (священники РПЦ поддерживали боевой дух солдат, баптисты и пятидесятники раздавали Евангелия). Большой отток русских из Дагестана резко ослабил и так немногочисленные приходы этой республики. Целенаправленной миссии на Северном Кавказе православные не вели. Ситуация стала меняться только в 2010-е гг. благодаря общей стабилизации в регионе, административной реформе патриарха Кирилла и организации новых епархий на фоне миссионерского и социального подъёма внутри самой РПЦ.
Современное православие в регионе представлено РПЦ, у которой есть епархии в каждом регионе, кроме Ингушетии. Самая большая — Ставропольская митрополия во главе с митрополитом Кириллом (Покровским). Она включает в себя Ставропольскую епархию (193 прихода, 191 священник и диакон)[74], Георгиевскую епархию (103 прихода, 80 священнослужителей (клириков)) и часть приходов Пятигорской епархии. Последняя частично располагается в Ставропольском крае, но также включает
