администратор и принялась оглядываться: – Так, где же он, где же он?.. Рыжий!
Тем временем, из соседней комнаты вышел большой ярко-рыжий кот, разбуженный звуками хозяйского голоса.
– Вот ты где! – воскликнула Саша, подхватывая котейку на руки.
– О, рыженький! – восторженно проговорила Имэйх, потом, не без тени печали, добавила: – Почти как Филька. Он тоже рыжий. Прям рыжий-рыжий, едва ли не в красноту. И ни одной веснушки…
Девушка тряхнула головой, отгоняя печаль. Еще не все потеряно, еще есть шанс.
– Выходит, ты живешь с котом? – переключаясь поинтересовалась она.
– Да! – с шутливым вызовом ответила Саша: – А что здесь такого?
– Да нет, ничего, – усмехнулась Имэйх: – Понимаю, не мое дело, но… Почему не хочешь строить семью?
– Я карьеристка! – заявила Саша, потом с хохотом добавила: – И не надо мне тут смеяться, что лучшее, чего я добилась в свои 27, – это должность администратора в забегаловке!..
Имэйх и не видела здесь ничего смешного. Она еще совершенно не разобралась в иерархии должностей и строении общества, поэтому шутка прошла мимо нее.
– … Ладно, – с усмешкой сказала Саша: – Пойдем, покажу тебе что где. Вот смотри, тут у меня ванная…
***
"Набл. 5. Не вступать в бой со стражей!"…
Никаких документов при Шпоре, разумеется, не было. В отделении его обыскали, изъяли оружие, вещи и деньги. И если оружие и вещи остались лежать на столе, то последние моментом мигрировали в карманы полицейских.
– Нелегал какой-то, – злобно бросил один из дежурных.
– Не дай бог баба или подросток… – заметил второй.
– Какая разница? – огрызнулся первый: – Все равно документов нет, оформляй, как хочешь! Можем хоть насмерть прибить!.. И вот на этих повесить! – он кивнул на остальных пятерых задержанных, уже сидящих в камере предварительного заключения, в числе которых – стараниями черноволосого нелегала – оказался и Ферзь, и быдловато загоготал. Задержанные шутки не оценили.
– Имя, фамилия, пол, – тем не менее потребовал дежурный посноснее.
– Мари Сэхмитхайн, мужской, – ответил Шпора, сочтя, что лучше не пытаться скрывать фамилию от "стражи".
– Как ты меня достал! – рявкнул первый, ударом ботинка толкнув того ближе к решетке: – Мари – мужской!?
Шпора не сопротивлялся. Сложно сопротивляться, когда лежишь на полу, а руки скованы металлическими оковами за спиной.
"Прим. к набл. 5: чем сильнее сопротивляешься, тем злее стража".
– Да ладно, всяко бывает, – в защиту задержанному сказал второй дежурный: – Он же не местный.
– Ладно, черт с тобой! Раз не девчонка, можно бить спокойно!..
"Можно подумать, когда ты не был уверен, тебя это останавливало", – мысленно огрызнулся Шпора, вслух же – дабы не усугублять свое и без того паршивое положение – ничего не сказал.
– Год рождения! – продолжил допытываться первый.
– Шесть тысяч восемьсот се…
– Шутки со мной шутить будешь!? – полицейский с оттяжкой пнул Шпору, откинув того до самой решетки камеры предварительного заключения: – По-нормальному отвечай! Сколько лет?
– Двадцать… восемь… – прохрипел задержанный.
– Да ладно!? Я б тебе и 18 не дал! Врёшь?..
– Смысл мне врать? – огрызнулся Шпора: – Чтоб били посильней?..
Дежурный, вместо ответа, еще раз ударил.
Потом подошел и схватил задержанного за шиворот:
– Подымайся, придурок! – и, лязгнув замком, открыл дверь и толкнул Шпору внутрь: – Беседа окончена!
Шпора, запнувшись каблуком о порог, повалился на спину, но, своими стараниями, не жестко, хоть и вынужденно.
– Вот и лежи смирно! А не то еще добавлю! – сказал полицейский, захлопывая дверь камеры предварительного заключения.
Однако, Шпора не пожелал спокойно валяться на полу.
… – Да хорош шипеть! – рявкнул дежурный позлее, вынужденно отвлекаясь от разговора с коллегой.
Второй полицейский приподнялся из-за стола, приглядываясь к черноволосому:
– Ты глянь, – прицокнув, проговорил он: – Наручники снял…
Коллега обернулся. Оказалось, что пленник действительно высвободил руки.
– Да и пусть. Какая уж разница. Эт сначала нужно было, а сейчас он все равно за решеткой, – отмахнулся полицейский.
Шпора перевернулся на живот и поднялся на четвереньки. Мысленно оценил состояние. Обошлось без серьезных повреждений.
Не вставая на ноги, он пододвинулся к решетке, с бессильной злобой вцепившись в прутья.
Проклятье. Попытка наладить контакт, хоть как-то выстроить взаимодействие с людьми, и вообще адаптироваться к новой среде… Все было безнадежно провалено.
Шпоре уже не удалось наладить контакт. Теперь ему было совершенно без разницы, что о нем подумают.
Свою злобу он предпочел выместить на клетке. Вцепившись руками в прутья, налег на клетку плечом, как будто бы старался сдвинуть ее с места. Уперевшись в решетку, с нажимом выпрямил ноги, но они только проскользили назад.
… Клетка в корпусе местной городской стражи!.. Да, черт побери, так и хотелось закончить!
– Успокойся, полудурок! – рявкнул злой страж порядка: – Все равно ж не вылезешь!
Шпора, не удостоив его ответом, уперся в решетку коленом, как будто пытаясь по ней залезть.
Сокамерники начали коситься на него с опаской. "Стражник", плюнув, отвернулся и продолжил заниматься своими делами.
А Шпора тем временем поудобнее перехватился руками и закинул ногу на решетку, уперевшись каблуком в прут…
Послышался скрежет зубов по металлу.
Дежурные обернулись.
– Я, пожалуй, вызову наших психиатров… – сказал тот, что подобрее, отступая к столу с телефоном.
– Я б тут экзорциста вызвал! – нервно выкрикнул Ферзь.
Он и остальные четверо задержанных сбились в угол камеры и с молчаливым ужасом смотрели на черноволосого.
Тот, вцепившись зубами в прутья почти у самого пола, повис на них вниз головой, охлестнув один коленом левой ноги, а в другой уперевшись каблуком правой…
Впрочем, так он провисел недолго, начав потихоньку сползать вниз, с ужасным скрежетом зубов по металлу. От зубов его на железном пруте оставалась тонкая борозда…
Сокамерникам от такого стало совсем не по себе…
Они ж не знали, что в острие верхнего левого клыка у Шпоры просто вставлен маленький наточенный алмазный наконечник…
– Сказали, что не раньше, чем через полчаса, приедут, – сообщил полицейский.
Шпора уперся головой в пол. Ослабил хватку и медленно опустился на спину, скользя ногами по решетке и опустив их в самый последний момент. Так и остался лежать, закинув руки за голову, небрежно охлестнув прутья, и переводя дыхание.
Конечно, перегрызть прутья он не рассчитывал. Это был жест ярости и отчаяния.
У полицейского, что подобрее, зазвонил телефон.
– Але, котик, приве-ет!.. – отвечает он и выходит в соседнее помещение.
Проходит минут десять. Злой полицейский раздраженно стучит колпачком от ручки по столу, потом интересуется:
– Ну и долго он еще? Я в сортир собираюсь сходить…
Потом оглядывает задержанных, особо внимательно присматриваясь к черноволосому, и, убедившись, что все тихо, выходит.
Шпора поднимается, садясь на коленки около решетки. Осматривает ее. Примеряется. Безуспешно пытается просунуть голову.
Из соседнего помещения доносится невнятное бубнение
