class="p1">Сейчас, именно сейчас приходилось Амелле беспокоиться о другом.
Юная наложница боялась принять неправильное решение.
Хотя… в свете того, что было ей предложено, все приходящие на ум решения выглядели неправильными.
"Ты останешься здесь, в моем доме, — голос Хозяина звучал тихо, а тон был ровным — Ты останешься здесь. Я так хочу, и я так решил. Не сверли меня взглядом, Амелла, это не поможет. Я итак делаю тебе громадное одолжение, уведомляя об этом. Мог бы и не уведомлять, знаешь ли. От твоего хотения сейчас и здесь мало что зависит. Я тебе… иду на уступки. И вместо того, чтобы по достоинству это оценить, ты сидишь и пыхтишь, как дырявый чайник. Так вот… ты останешься со мной, такова моя прихоть. За это же я… у тебя ведь осталась какая нибудь родня в… напомни, откуда ты?"
И здесь этот змей с драной мордой так повел разговор, что в общем — то не чересчур общительная Амелла Радонир выложила ему всё о своей недолгой жизни.
Теперь Дангорту было известно и про деревню за Чистыми Полями, и про большое село, где предполагалось жить и самой девушке, и Николасу с женой.
И про долги, наделанные оружейником Радониром при жизни, и про наследство…
И про тот день, когда обоих наследников посетила отвязная, развеселая троица Трейд. И про…
"Твоего брата зарезали, говоришь? — на слове "говоришь" верхняя губа Карателя приподнялась, слегка обнажив белоснежный, ровный ряд зубов. Здесь же девушке почудилось, что вот… и выскочит меж ними узкий, раздвоенный, змеиный язык — Что — то не сильно ты страдаешь по родственнику… Однако же, это не моё дело."
Откуда ему знать, страдает она или нет?
Память о Николасе жесткой иглой впилась в сердце, и оставшись там, начала уже прорастать волокнами собственных тканей.
Так прорастает травой и быльем некогда вспаханная, но брошенная хозяевами земля.
Так прорастает, обвиваясь грубыми тяжами, обломок ножа или меча, оставшийся в теле чудом выжившего воина.
Когда нибудь все эти обломки и осколки дадут о себе знать. Ноющей болью, колотьем, жаром…
Когда нибудь. Да. Поэтому надо постараться до того времени не трогать их.
Дабы замедлить наступление боли, гари и… смерти.
Торопить Смерть девице Радонир не хотелось.
Памятуя о том, что Темная Дева сама лучше знает, когда и кого ей проведать, Амелла намеренно пропустила мимо ушей и колкое замечание, и неприятную усмешку.
"Умер и умер, — холодно ответила, стараясь не глядеть в коротко вспыхивающие странными огоньками зрачки Хозяина — Если я начну здесь хныкать, нейер, Ник обратно, что ли, вернется? Так нет же. Ну вот, и не буду я реветь вам на забаву! А вот жена у него осталась, да. Детей нет, была дочка, так только что родилась, а померла от чего — то. А больше не дали Боги, не заработал, видно… Жена его там, в Трирсе, так и живет. В деревне, за Полями — два брата и сестра, тетки Лимы дети. Еще один брат был, но его смарь* в озеро утянула, сдуру, по пьяни. Давно еще было…"
Дангорт скривил рот и хмыкнул. Явно, он был недоволен как самим ответом, так и резкостью того ответа.
Однако же, заметно сдерживаясь, вынес вердикт непререкаемым, "судейским" тоном:
"Решено, Амелла. Ты живешь здесь и получаешь всё, что потребуется. Разумеется, я говорю о материальных благах. Твоя родня и все, кто тебе близок, также получают… всё. Об их пожеланиях мы поговорим, я отправлю своих людей и в Трирс, и в эти… Поля. Это один момент. Второй…"
На короткое время замолчав, явно обдумал что — то. Затем, выдохнув тяжелый, пряный дым сигары, прикусил край той зубами.
"Взамен, — продолжил также ровным, но уже более "давящим" тоном с теперь уже явственными, шипящими нотками — Ты спишь со мной. Так, как я хочу и тогда, когда я скажу. Позже, если меня всё устроит, ты перейдешь из разряда наложницы в другое… но об этом пока рано говорить. Но конечно, если начнутся всякие глупости, вроде ножниц, отказов и побегов, я тебя просто убью. Открутить тебе башку не так сложно, красавица. И уверяю, мне хватит на это и сил, и желания. Всё поняла?"
Получив согласный, молчаливый кивок, добавил уже мягче:
"Меня не будет до вечера. Ночью жду. Без ножниц, разумеется."
И вроде как даже улыбнулся…
Так что поразмыслить пленнице было о чём.
Вот теперь Амелла и думала, лежа на низком диванчике в маленькой комнате второго этажа, куда неясно каким ветром ее занесло.
Спина затекла от долгого лежания, воротник платья впился в шею, локоть неудобно упирался в стену, но девушка не обращала на это никакого внимания.
А ведь он довольно честно поступает, этот Дангорт!
У прилично воспитанных мужчин, будь то нейер или смердак, ремесленник… Да кто угодно, ровно так и заведено — прямо сообщить женщине о своих намерениях.
Неважно, кто она: нейра, односельчанка, симпатичная соседка — вдовица или шлюха в борделе.
Даже у воров и головорезов, вроде как есть кодекс: скажи честно, что ты от неё ждешь, то и получишь. Можешь наставить своей девке синяков под оба глаза, чтоб крепче любила, но — никогда не ври ей, и дай то, чего она хочет.
Видимо, Хозяин Дангорта пошел теперь именно этим путем.
Амелла крепче уперлась ноющим локтем в стену и села, откинув голову на спинку дивана.
"Коль утонешь — рыбой стану,
Улетишь — я стану птицей,
Как ни прячься,
Ни хоронься,
Всё равно тебя найду…"
Голова неприятно кружилась и плавная мелодия, приплывшая опять неясно из каких закоулков памяти, добавила этому кружению ритма и дурноты.
…Когда — то, в одном из дальних, запущенных углов большого огорода тетки Лимы, Амелла случайно обнаружила здоровущее змеиное гнездо.
Стремительно прибежавший на дикие её вопли один из братьев авторитетно заявил, что гнездо — "пустышка", то есть, давно уже брошено, и что "нечего тут вопить, Амелла, щас подожжем и делов — то на кривушку!"*
Заметившая дым, идущий из угла сада, тетка Лима тут же покарала виновников неудавшегося поджога несколькими хлестками гибких прутьев по ягодицам и ногам.
— Эти змеи, крапчатки, гнезд не бросают, — объяснила она позже, справясь с гневом — Живое оно. Не рядом жечь надо, а снутри! Вы только надымили и меренку* чуть не сожгли мне! Хочешь змей погонять, так суй "горелку"* — то в сам ход, вовнутрь. И не "голяшку"* суй, а тряпку, шевели ею, да жги конец… Тряпку змея за свою примет, обалдеет, тут
