Нюку посерьезнел лицом.
— О каком добре говоришь?
— А олени? Разве они не теряются сотнями каждый год? В одном только нашем совхозе какие потери. А по району ежели взять? То-то… Волки и виноваты, проклятые… Из-за них все. Разгонят стадо — потом ищи-свищи… Всех-то ведь не соберешь… Да и зарежут сколько…
— Только ли волки? — засомневался Гена.
— Ну и люди тоже, конечно. Пастух другим становится.
— Каким же?
— Равнодушным, вот каким. Оленей не любит, — Нюку замялся, подыскивая слова. Наморщил лоб, глубокие складки прорезали его лицо, — беззаботным, что ли…
— Значит, пастух плохо следит за стадом? — Гена согласен с Нюку. Есть, есть такие нерадивые пастухи. Особенно среди молодых.
— А, к примеру, Степан, дружок твой…
— Почему Степан ушел из бригады? Наверное, была у него причина? — вопрос этот не давал Гене покоя.
— Почему ушел-то? Не захотел тут с нами пургу глотать. Ему, вишь ты, все не так. Отцы-деды наши жили, оленей пасли, ничего не имели, а ему удобства надобны.
— Но ваша бригада, Нюку, всегда передовой была. А ты говоришь, что уход за оленями слабый. Как же так получается?
— Все зависит от бригадира. Кадар даже камень заставит работать, если захочет. Я о других говорил. Бригад в совхозе много, — не растерялся Нюку.
Гена почувствовал, что тот что-то недоговаривает.
— Но что же он не заставил работать Степана? — Гене не верилось, что Степан испугался трудностей. Он с детства к оленям приучен, тайгу как свои пять пальцев знает. Все считали, что из него настоящий оленевод выйдет. Неужели ошиблись? Нет, тут что-то не так. Надо бы поговорить с бригадиром…
— Степана? — Нюку лежал на спине, заложив за голову руки. — Они иногда чуть не дрались.
— Из-за чего?
— Все из-за книг. Степан читал, а Кадар вырывал книгу из рук.
— Уму непостижимо!
— Кадару по душе, когда пастух во время дежурства от оленей ни на шаг не отходит. А Степан летом ухитрялся даже в стаде читать.
— Слушай, Нюку, Степан не рассказывал о себе?
— О чем же ему рассказывать, я ведь его еще с люльки знаю…
В палатку заглянул Кеша:
— Пойдемте ужинать. Ждали-ждали, а вас все нет…
С тех пор как волки перестали тревожить, пастухи дежурят в дэлмичэ[9] по очереди. Двое с утра уезжают к оленям, оставшиеся дома занимаются каждый своим делом. Хозяйство кочевой бригады вроде бы небольшое, но и оно отнимает довольно много времени. Надо дрова готовить на растопку? Надо. Вон какой мороз, аж деревья стонут. Но не всякое дерево, попавшееся под руку, торопишься спилить. Какой жар, к примеру, от трухлявого? Один пепел. Сырое тоже не годится. Пока оттает, пока сохнуть будет в жарком нутре печки, в палатке окоченеть можно. Вот и ищут люди сухостой. Он, как распилишь, наколешь, вспыхивает мгновенно и с веселым треском горит в печке, согревая и радуя душу. В палатке становится жарко. Когда тепло в жилье, всякие невзгоды переносятся легче. Но кроме дров надо ведь и лед заготовить на речке… А как же! Как без воды? Не будешь же, словно последний лентяй, черпать снег в чайник возле палатки. Непременно нужно осмотреть и нарты: вдруг понадобится полозья сменить или подправить, подтянуть покосившиеся, как стариковские зубы, ножки. Такая предусмотрительность в тайге вовсе не лишняя — хорошие нарты не подведут невзначай.
…Гена долго искал сухостой по берегу речки Ултавки. Вообще-то сухих дров много. Но он проезжал их, словно бравый парень мимо невзрачных девиц. Он искал огонь-дерево, настоящий сухостой.
Когда он вернулся с дровами, воздух уже погустел. Наступали сумерки. Кадар, Капа и Кеша тоже приехали. На привязи метались упряжные олени.
Нюку сидел перед печкой и точил нож. Он мельком взглянул на вошедшего Гену. Ввих, ввих, — резало воздух монотонное шипенье бруска.
— Куда собрался, Нюку? — спросил Гена, удивленный его сосредоточенностью.
— Никуда. Куда ехать, скоро ночь, — не поднимая головы, ответил Нюку.
— А нож зачем точишь?
— Чалмы[10] поедим, — Нюку осторожно провел пальцем по сверкающей стали. — Говорят, нет худа без добра. Оленя привели. Сейчас колоть будем.
— Какого оленя? — Гена не понимал. — Зачем оленя забивать? Мяса-то пока хватает.
— Кадар так велел. Снова волки нас отыскали.
— Зарезали много? — тревожно спросил Гена.
— Не знаю. Наши не нашли ничего. Наверно, в лесу где-нибудь загрызли. Только одного оленя и привели. Волк схватил его за ляжку, да тот, видать, отбился. Однако крови потерял много. Все равно подохнет, лучше уж заколоть, — сказал Нюку, натягивая арбагас.
Пошли вместе. Гена узнал оленя. Когда он впервые приехал в дэлмичэ, то сразу заприметил его. «Чей олень?» — спросил у Кеши. «Совхозный, необученный», — ответил тот. Гена захотел его поймать и обучить для упряжки, но Кадар не разрешил. Правда, он ничего не сказал Гене. Только хмуро взглянул и отошел в сторону. Но и без слов все было понятно.
Олень был серой масти. С широкой сильной грудью. Из левой ляжки тихо капала кровь. Он слегка дрожал. Гена осторожно подошел к нему. Олень вздрогнул, резко замотал головой. Гена заметил, что копытами он наступал на землю.
— Нюку, подожди. Смотри, сухожилия целы. Я поговорю с Кадаром. Попробуем-ка его вылечить…
— Э, толку мало, — Нюку с досадой махнул рукой.
— Не трогай его, я сейчас, — и Гена побежал к палатке бригадира.
Кадар, обливаясь потом, пил чай. Печь в палатке багрово накалилась.
— Садись, Гена, чаю попей с нами, — предложил хозяин, взял полотенце, старательно отер пот с раскрасневшегося лица.
— Редко заходишь, — мягко упрекнула Капа, наливая ему чай.
— Некогда как-то, — смутился Гена.
— Правда, некогда, парень ты работящий, старательный, — похвалил бригадир.
— Кадар, я по делу к тебе.
— Да?
— Оленя Нюку забить собирается…
— Это я приказал. А что? — Кадар прищурил узкие свои глаза и пристально посмотрел на Гену.
— Давай его оставим.
— Не-ет, — Кадар мотнул кудлатой головой. — Все равно подохнет.
— Сухожилия целы… Может, и обойдется… подлечим…
— Нет, Гена. Невыгодно это.
— Да почему? Наоборот, выгодно, если его сохраним…
— Э-э, не понимаешь ты ничего, молодой еще…
«Что тут понимать? — подумал Гена. — Оленя можно спасти. Зачем уподобляться волкам? Мы же люди!»
— Ты чего упрямишься? Уступи парню, — вдруг вмешалась в разговор Капа.
— Олень сейчас жирный, упитанный. Живого веса сколько даст? — спросил Кадар, не обращая внимания на слова жены. — Около двух центнеров, — ответил он сам себе, — мы мясо в совхоз сдадим…
— Жаль мне его. Такой красавец!
— И мне жалко. Но что поделаешь? Надо же план выполнять.
— Но пойми, Кадар, олень ведь чудом спасся… Пусть живет…
Кадар молча уставился на своего пастуха. Он видел в его глазах мольбу. «Слабак. Побледнел даже. Какой из него
