— Я беременна, Захар. — с нотками возмущения сказала я. — И была беременна, когда мы оказались в доме Филина. У меня уже есть муж. Я никогда не буду с тобой.
Он лёг на плиты и свернулся калачиком, одной рукой закрывая лицо, а другой — стукая себя по бедру. Я назвала себя его другом, но теперь мне захотелось уйти. Даже будь я не замужем и условно свободна, между ним и Диланом я, не колеблясь, выбрала бы Дилана. Да. Такая неприятная правда крутилась в моих мыслях. Обижать Захара мне не хотелось, но ему бы и близко не хватило сил и терпения обуздать меня. Пока он рыдал и стонал, я просто стояла, подбирая остужающие и одновременно подбадривающие слова, но ничего дельного так и не пришло на ум.
Я присела на корточки, погладила его по голове и сказала:
— Нам пора.
Он был не в себе. Совсем расклеился. Я помогла ему подняться, подала костыли, и мы молча побрели в отделение. Медсестра, у которой я всё время спрашивала о состоянии здоровья Захара, заметила его опухшее лицо и нахмурилась, однако ничего не сказала.
В палату Захар вошёл уже немного успокоившимся, но всё ещё шмыгал носом. Рядом с открытыми окнами стояли работающие вентиляторы. Пациенты, как на подбор, лежали в постелях с закинутыми за голову раками, кто-то дремал.
— Теперь ты больше не захочешь приходить, я знаю. — буркнул себе под нос Захар.
— Я скажу тебе одну вещь. — я села рядом, сложила руки домиком возле его уха, чтобы любопытные соседи не подслушивали, и начала говорить шёпотом. — Ты должен радоваться, что мы не можем быть вместе. Когда я поселилась у тебя второй раз, я сбежала, потому что обратилась ночью, во сне, и чуть не убила собственного мужа. Тебе не по силам было бы жить со мной, даже Дилану я не желаю себя. А ты найди себе простую девушку и живи с ней долго и счастливо.
Я осталась довольна этой простой истиной, а он отвернулся к стене и не сказал ни слова.
— Пока, Захар. — попрощалась я.
Шагая по больничной дорожке, я ругалась, шевеля одними губами. Его поведение ставило под сомнение благополучный исход нашей поездки в выходные. Только бы Захар тихо вёл себя и не начал отказываться. Нужно было как можно тщательнее сохранить сегодняшний инцидент в тайне.
Ещё одна проблема, а ведь думать сейчас надо было совсем о другом. Я с ужасом представляла себе, что завтра снова пойду к Захару. Как иначе контролировать, чтобы он ничего не натворил с собой? Или оставить его, чтобы он сам принимал решения и отвечал за последствия?
Или мне просто хотелось разодрать глотку тому, кто во всём этом виноват. Меня беспокоил вопрос о том, как бы всё сложилось, останься Лариса живой? Скольких смертей тогда не случилось бы? Если после смерти и существует какая-то ипостась жизни, то Лариса от такого должна сходить с ума и проклинать себя.
Вечером пришёл Дилан, спросил, как я сдала экзамен, словно ему было неинтересно или он уже знал ответ. Я внимательно наблюдала за его движениями и выражением лица, хотя чаще он поворачивался ко мне спиной.
«Неужели он настолько несчастен?» — задалась я вопросом.
— Диана, завтра утром я уезжаю в командировку на пару дней, тебе нужны деньги?
— Ещё не знаю. Оставь чуть-чуть. Куда ты едешь?
— В Москву.
— Успеешь за пару дней? Ты на самолете?
— Да. — он, не раздеваясь, начал собирать вещи.
— Ты чем-то расстроен? — заподозрила неладное я.
— Нет. Немного устал. В доме есть еда?
— Да. Сейчас подогрею. Почему ты не раздеваешься? Дома жарко.
— Когда, говоришь, у тебя последний экзамен? — поинтересовался он, проигнорировав мой вопрос.
— Третьего числа.
— Ясно. — он громко закрыл дверцу шкафа и ушёл принимать душ.
Я вздрогнула от неожиданности и начала понимать, что меня, кажется, кое-кто начал проверять, и как раз сегодня поймал на вранье. Однако открытого разоблачения не было, и я решила, что Дилан не знает наверняка о моём обмане. Во всяком случае, мне было спокойней думать так.
Весь остаток вечера Дилан сосредоточенно изучал какие-то материалы и убедительно попросил не отвлекать его по пустякам. Мне пришлось делать вид, что я что-то читаю, на самом же деле я изучала карту Сорренто. Ни Ирма, ни Дилан, вычислившие адрес Филина, не сказали мне его. По снимкам со спутника и Гугл-картам мне удалось найти предположительный адрес. Это немного успокоило меня.
Пришлось раньше лечь спать, потому что делать было больше нечего, а желудок просил еды. Но нельзя. Нельзя.
Долго не удавалось уснуть, вместо этого я два часа делала вид, что сплю, пытаясь время от времени поглядывать на Дилана. Он тяжело вздыхал, иногда опускал голову и отворачивался от монитора, потирал глаза.
Утро наступило, застав Дилана спящим за столом. Я проснулась чуть раньше, подошла к нему:
— Дилан? Проснись!
Он вздрогнул, отходя ото сна, локтем пихнул мышку, и на его ноутбуке засветился монитор со схемой систем тела человека и каким-то текстом, я успела только прочитать словосочетание «побочные эффекты», прежде чем Дилан закрыл файл.
— Проклятье! — выругался он и вскочил с кресла.
Дилан спешно оделся и не стал завтракать.
— Буду в четверг ночью или в пятницу утром. Пока!
— Напиши, как приземлишься. Пока. — отозвалась я.
Он коротко поцеловал меня в лоб и вышел. Такое чувство, что он уже не просто злился — он боялся, как будто решился на что-то страшное.
«Что происходит?» — мысленно недоумевала я.
Сначала я схватилась за мобильный, чтобы позвонить Дилану и попросить никуда не лететь, так как у меня было очень плохое предчувствие, но потом вспомнила, что не отказалась от своих планов, когда меня просил он.
Я взмолилась: «О-о-о, пусть все, кроме Филина, останутся живы!»
Только после нескольких часов уговоров самой себя в том, чтобы пойти навестить Захара, и сообщения Дилана о прибытии в столицу я-таки собралась. Нужно было купить что-нибудь из еды. Сегодня было ещё жарче, я взяла с собой холодный морс и пакет с финиками.
Когда я, предощущая неловкость, шла к зданию больницы, позвонила Ирма и сказала, что мы летим в субботу в 21 час вечера до Москвы, а оттуда — в Италию. Я приняла к сведению, но высказала свои опасения насчет плана побега. Ирма же была уверена в успехе нашего предприятия. В любом случае хоть её голос был оптимистичным, не то я уже устала от страдальцев.
С каждым шагом, сделанным в сторону палаты Захара, на меня наваливалась тяжесть. Как же не хотелось! Однако я сама себе запретила думать об этом и настроилась на любую, даже самую громкую истерику.
Медсестра, ухаживающая за Захаром, сказала, чтобы я постаралась не расстраивать его, потому что у него сильное нервное истощение, организм очень слаб и может не выдержать очередного стресса. Вчера у него поднялась высокая температура, пришлось сбивать. Я пообещала, что всё обойдётся.
