умрут. Но вот еще не перенесшие фатальных изменений — выздоровеют!
— А как же Кисигава-сан? — всё с той же серьезностью обратилась девочка, которая по-прежнему находилась всё так же близко, и чье жаркое дыхание щекотало мне шею, изрядно так будоража.
— Кисигава, сука такая — сдохнет уже через... — отвлекся я, чтобы проверить: на каком там этапе исполнения моего плана сейчас Вжух.
Но, получив вакидзаси в сердце, даже не успел удивиться: как это простая железка пронзила комбез и не только, даже не задержавшись! Хм(озадаченно), видно, не простые клинки у моей красавицы. Не зря же торчащий из моей груди всё еще светится во Взоре, жаль только, когда била я не смотрел так же. Мда.
На всё произошедшее я лишь грустно улыбнулся милой Сакуре, со знанием дела хорошенько так прокрутившей в моей ране клинком, зажатым в правой руке, пока левой — за ножны и очень уж показательно да на виду, так сказать, она сжимала свою катану.
— Я — последняя из рода Огури, чьи предки поклялись защищать свою вотчину и всех тех, кто на ней живет. Поэтому говорю тебе, порождение: я не дам тебе поработить всех нас! Умри же, ёкай, — опалаяя меня своим полным ненависти взглядом, торжественно возвестила, судя по всему, потомок здешних феодалов.
Непонятно: почему последняя, правда. Но, как видно, в такие вот моменты пользующаяся полным повиновением всех окружающих, разом вдруг склонившихся перед... Хм(грустно), а с виду всего лишь милой школьницей Сакурой.
Ну и как вот, спрашивается, жить, когда тебя все тянки так и норовят: либо захомутать, либо грохнуть! А? Эх, а так хорошо всё начиналось.
В ответ на столь проникновенную реплику той, которая все еще испепеляла меня своими черными глазами, я лишь нежно поцеловал её, всё так же обнимаемую мной за тонкую талию. Ну и провел рукой по щеке вызывающей у меня восхищение девушки, готовой пожертвовать собой ради благого, по ее мнению, дела. Я-то всё еще легко могу смять её словно тростинку, и это для нее определённо не секрет. А ведь всё это она затеяла ради того, чтобы спасти и оградить людей от какого-то мутного залетного хрена. Которому, судя по всему, не составило бы труда и вправду поработить всех тех, кто сейчас инфицирован этими непонятными спорами, и кого однажды поклялись защищать ее предки. Ах, какая девочка, какая девочка!
Но, увы...
Положив свою ладонь на правую кисть Сакуры и печально глядя в её округлившиеся глаза, я с грустной улыбкой сжал ручку красавицы, ну и слегка прокрутил клинок, всё еще находящийся в моем, ключевое слово: основном сердце, прежде чем извлечь его, всё так же сжимаемый пребывающей в ужасе девчонкой, однако нашедшей в себе силы отступить на пару шагов на своих дрожащих ногах.
... увы, я не впечатлительный юноша, а неоднократно битый жизнью прожженный циник, да еще и с недавних пор вроде как демон, а значит не смогу оставить без последствий содеянное, пусть и из благих побуждений, а посему:
— Эй ты! Да, я к тебе обращаюсь, маньячина, — обратился я к какому-то лысоватому, корявому и суетливому мужичку из толпы.
На последнем слове этот, не самый, прямо скажем, привлекательный индивид вздрогнул. Его же лицо в страхе исказилось, ещё сильнее подчеркивая редкие и выступающие из-под тонких губ кривые зубы, а также бегающие глазки за толстыми круглыми линзами очков.
Свой выбор на столь фактурном персонаже я остановил из-за души этого, если я верно интерпретировал её состояние, однозначно недостойного жить коварного серийного убийцы тех, кто слабее. А попросту говоря, маньяка и, похоже, насильника. Глядя же на физические кондиции этого вот жалкого типа, я даже и думать не хочу: кто были его жертвы.
Но нужно продолжать, поэтому, указав на него, говорю:
— Ты видишь это тело? Оно жалкое и мерзкое! Никогда ему не видать такой, как Сакура-сан. Но! Я могу всё исправить. Хочешь, чтобы Сакура-тян познала власть этого тела, чтобы испробовала эти руки, и не только, чтобы стонала и извивалась под его тяжестью, а возможно и молила о пощаде, чтобы стала игрушкой и рабыней да изведала всё то, что только может взбрести в эту голову, и чтобы с нею можно было бы делать всё, что только заблагорассудится? Повторюсь: ВСЁ! Любые желания можно было бы воплотить. А еще это тело, так и быть, я сделал бы высоким, сильным и красивым! И тогда бы при виде его даже самые лучшие красавицы как минимум задумывались. Я уж не говорю о том, что это тело стало бы практически неуязвимо как для клинков, так и пуль! Ну так как, ты готов заключить договор, и подарить ТАКОЕ будущее этому телу, в обмен всего-то на твою жалкую душу неудачника, которую я потом как-нибудь, уже после твоей смерти, заберу? Твое решение? — позёвывая закончил я, жалея, что часов нет, а то и на них показательно гоянул бы.
— Да! Я готов, — едва не пуская слюни, весь дрожа в предвкушении и даже тыча прямо по курсу внезапно возникшей эрекцией, завопил этот... кретин.
Жалкая тварь, тебя даже и не жалко!
В тот самый момент, когда этот урод, не долго думая, дал согласие, от меня протянулись лишь во Взоре видимые, переливающиеся хаосом щупальца и опутали душонку этого урода. После чего между нами осталась связь, которая продержится при подобной формулировке договора не более пары-тройки реинкарнаций. Но мне хватит.
— Авада Кедавра! — шарахнул я в эту жалкую тварь.
Ну а его, выбитая из опавшего тела душонка — так и не смогла улететь, будучи притянута моей нитью хаоса, и теперь станет наградой за данж, который закончится буквально через семь секунд. Шесть, пять, четыре, три...
— Не скучай, Сакура, я скоро вернусь.
Глава 3
ГЛАВА 3
— Всё, я вернулся, — со вздохом возвестил я трёх прелестниц, вновь оказавшись на поляне под дубом.
— А разве строгий Господин куда-то уходил? — едва не сдув меня своими порхающими ресничками огромных синих глаз, прококетничала одна из двойняшек, состроившая эдакую глупышку.
— Какая ты не внимательная, Лу, — скорчив не менее очаровательную мордашку, но с легким налетом важности, выдала вторая, при этом до невозможности живописно разметав свои чудные ярко-синие, блестящие тяжёлой гладкостью волосы, когда совершила эдакий резкий, но очень пластичный полуоборот.
— Вам уже разрешили покинуть свои позиции? — хищно сузив удивительные светло-серые с темной каймой
