— Я предпочел бы Сару, — сказал он. — Несмотря на тот факт, что вы дочь герцога.
— Я ничего не могу поделать с обстоятельствами моего рождения.
— А если бы могли? Вы что-нибудь изменили бы? Или вы предпочли бы родиться в другое время? Например, служанкой Клеопатры?
— Почему я не могу быть самой Клеопатрой? — спросила она, глядя в зев камина.
— Вы видите себя царской особой?
Прежде чем ответить, Сара несколько секунд раздумывала.
— В королевском звании большая ответственность, — сказала она. — Если уж на то пошло, положение дочери герцога тоже накладывает большую ответственность.
— Особенно положение дочери герцога Херриджа.
Она лишь согласно наклонила голову.
На несколько минут воцарилась тишина. Сара услышала шелест ткани и подумала, не снимает ли он брюки. Ботинок упал с таким стуком, что она подскочила от неожиданности, прежде чем приказать себе не двигаться.
Потом ничего. Ни единого звука, если не считать ее собственного дыхания. Но из ванной комнаты послышался плеск воды.
И она собирается стоять тут как дурочка, пока он не ляжет?
Он появился из ванной комнаты, и она едва не обернулась, но вовремя вспомнила, что он, конечно, голый. Ему полагается надеть ночную сорочку, но она сомневалась, что он это сделает.
— Вы не разделите со мной ложе, леди Сара? Кровать выглядит удобной и достаточно большая. Вы можете занять одну половину, а я другую.
— Мне и в своей кровати будет хорошо, — ответила она. Ее голос звучал совершенно нормально, без предательской дрожи. Годы общения с отцом и сокрытие истинных эмоций научили ее справляться со страхом.
— Что ж, жаль.
Она услышала, как он взбил подушки, потом скрип матраса, когда он сел на кровать.
— Вы хотите, чтобы я оставил свет?
— В этом нет необходимости. Я прекрасно устроюсь в темноте.
К ее удивлению, он усмехнулся.
— Вы находите ситуацию забавной, мистер Эстон?
— Я думаю, что вы весьма забавны, — сказал он. — Больше, чем вы можете вообразить.
Она не знала, то ли обидеться, то ли вздохнуть с облегчением. Женщину, которая забавляет, вряд ли изнасилуют.
А может, ей следует развлекать его рассказами, подобно Шехерезаде? К сожалению, единственные истории, которые она знала, касались Чейвенсуорта. Без сомнения, ее жизнь здесь покажется ему скучной.
— Вы много путешествовали? — спросила она.
— Да, в прошлом, — сказал он. — О будущем я говорить не могу. Оно связано с вами.
— Не думаю, что меня нужно принимать во внимание, мистер Эстон, — сказала она.
Она повернулась к нему и с облегчением увидела, что он прикрыт одеялом. Его плечи были голые. Как, должно быть, и все остальное.
Она снова отвела взгляд.
— Чейвенсуорт может задержать вас, мистер Эстон. Он красив, не так ли?
— Это здание, леди Сара. И как здание достойно восхищения. Но я не назвал бы его красивым.
— Вы столь гордый человек, что не признаетесь в своем восхищении чем-либо? Ни зданием, ни Божьим творением, ничем, что вы сами не создали?
— Другими словами, я похож на герцога Херриджа? — спросил он. — Без сомнения, высокомерие вашего отца наложило опечаток на ваше мнение о мужчинах. Но я на него не похож.
Ей нечего было возразить. Только время и, возможно, дружеские отношения откроют, каков ее муж. Но она этого говорить не собиралась. Вместо этого она просто кивнула.
Мгновение спустя лампа погасла, и они оказались в темноте.
— Я чувствую ваш запах, — сказал он. — Вы думаете, это справедливо?
— Простите, что? — Присев на край своей кровати, она смотрела на стоявшее на возвышении герцогское ложе. Он был тенью, но Сара могла достаточно уверенно сказать, что он сел и смотрит на нее. Она не удивится, если у него глаза светятся в темноте, как у кошки.
Демонстративно не обращая на него внимания, она легла и натянула одеяло до подбородка.
— Вы пахнете розами. Здесь я, целомудренный жених, а моя невеста лежит на своем одиноком ложе, благоухая розами и лунным светом.
— Лунный свет не имеет запаха.
— Вы явно не испытали благоухания летней ночи на Борнео.
— Я никогда не покидала Чейвенсуорт, — призналась Сара. — Не считая поездок в Лондон, конечно. Но весь мир приезжает в Лондон. Почему мы должны куда-то уезжать?
— Если вы задали такой вопрос, ответ не важен.
Теперь она обиделась. Она смотрела в темный потолок, обдумывая, как ответить.
— Я всегда любила знания, — сказала она.
— Некоторые люди не любят путешествовать. Им достаточно всю жизнь просидеть дома.
— Вы браните их за такой выбор? Возможно, у них нет средств на путешествия.
— А каково ваше оправдание? Это ваш выбор? Или у вас просто не было возможности? Какие далекие земли вы посмотрели бы, будь у вас средства и время?
— Я могла получить средства от Чейвенсуорта, — с большим неудовольствием солгала Сара. — До замужества, мистер Эстон, я была одинокой женщиной. Одинокие женщины не путешествуют, хотя одиноким мужчинам это позволительно и даже поощряется. Кроме того, у меня были другие обязанности.
Он не возразил, возможно, вспомнив состояние ее матери. Но и не утешил ее какой-нибудь примирительной вежливостью, банальностью, которую мог бы сказать любой. Но он не любой, и обстоятельства необычные. В книгах и журналах, которые она читала, ничего не говорилось о браках, подобных этому.
— Я до конца дней буду спать на раскладушке? — спросила она. — Вы будете помогать мне подниматься, когда мои суставы задеревенеют?
— А вы до старости намерены упрямиться?
— Упрямиться? Вы так это называете? Я не желаю быть шлюхой. Я не знаю вас, мистер Эстон. Спать с вами равносильно поступку распущенной женщины.
— И вы никогда так не поступали?
Вопрос был странный, но не потому, что настойчивый. Этого она от своего недавно обретенного мужа ожидала. Нет, ее удивил его тон, добрый, почти жалостливый.
— С самого раннего возраста мне внушали, что я дочь герцога Херриджа, — мягко сказала Сара, — и что для меня есть определенные стандарты поведения.
— Но не для других?
— Они существуют для всех. Каждый независимо от его роли в жизни имеет свои стандарты. Конюх не должен полировать серебро. Лакей не должен ухаживать за лошадью.
— А дочь герцога не должна испытывать страсть, так?
Она села и уставилась на него:
— Я настаиваю, чтобы вы в разговоре со мной не использовали такие выражения, мистер Эстон.
