Если бы это было в ее власти, ее глаза метнули бы пламя.
– Вовсе вы не мой жених. И я не собираюсь всю жизнь жить, подчиняясь какому-то несчастному старому суеверию.
– А почему бы и нет? Живете же вы, подчиняясь каким-то несчастным старым страхам.
У нее перехватило дыхание. Неужели он узнал? Или это только предположение? Или кто-то разболтал ему то, о чем болтать не следовало? Мысль о подобном предательстве раздражающе подействовала на ту сторону ее личности, которую она скрывала от всех и которой никогда не осмеливалась посмотреть в лицо. И Андра сказала с упреком:
– Вы все это обдумали заранее.
Он сказал низким напряженным голосом, приблизив лицо к ее лицу:
– Нет, леди. Если бы я захотел, я мог бы отвести вас туда, откуда вы не сможете убежать. Я знаю такие уединенные места на пустоши, которые гораздо больше годятся для любви. Нет, вините в этом ваших преданных слуг.
Она почувствовала облегчение, смешанное с возмущением. Значит, он не узнал. Но…
– Вы использовали меня.
Это было справедливое обвинение, и ей захотелось придумать какой-то умный ответ. Но как могла она думать, если он не только не обращал внимания на ее попытки отвести от себя его руку, но, наоборот, еще сильнее прижался к ней? От его прикосновения в недрах у нее заныло, и все прочие ощущения как ветром сдуло.
– Этим ничего нельзя уладить, – слабо сказала она.
– Этим можно уладить все.
– Как мужчины любят все упрощать!
– Как женщины любят все усложнять! – И с быстротой молнии он сунул другую руку ей под юбку.
– Прошу вас, вы не могли бы…
– Мог бы, – заверил он, еще ближе придвигаясь к ней. – Сию же минуту.
Она отпихнула одну его руку и занялась другой, которая неторопливо пробиралась вверх по ее ноге, облаченной в панталоны и чулки. Свободная рука теперь принялась обводить кругами ее грудь. Андра схватилась за эту руку. Он потеребил ее губы, потом провел по ним языком. Андра схватила Хэддена за ухо и потянула голову назад.
Он навис над ней, возбуждая чувственность легкими покусываниями и успокаивающими поцелуями. Когда Андра отбивала атаку на одном фронте, он начинал действия на другом. Она неизменно отставала на шаг. Она никогда еще не сталкивалась с такой изобретательной тактикой, и все ее возражения сводились к глупому испуганному писку.
– Не нужно! Черт бы вас побрал! Нет! Не здесь! Не…
А он развел в сторону разрез в ее панталонах, легко коснулся ее чувствительного бутона и резко просунул в нее пальцы.
Она широко раскрыла глаза. Вжалась спиной в стену. Вожделение – ах, это, наверное, и есть вожделение – подхватило ее и понесло, точно камешек в весеннем потоке.
Она так долго жила, охваченная неистовым разочарованием и смятением, что не думала осознанно ни о своем, ни о его теле, ни о том, как великолепно они сливались в ту ночь два месяца назад. Но ее часто посещали чувственные сны, которые кончались одиноким завершением, и, наверное, из-за этих снов ее тело было наготове.
Одного вида Хэддена было достаточно, чтобы вызвать у нее возбуждение, а исходящий от него запах еще больше подстегивал ее. Но если ее тело было слабым, разум слабым не был.
– Я не могу ответить на ваши ласки. Слишком много волнующих воспоминаний стоит между нами. – Сказав это, она подумала, что ее слова, наверное, покажутся Хэддену смешными. Она со всей очевидностью отвечает ему, несмотря на все смятение, охватившее ум.
Но Хэдден не смеялся. Он медленно поглаживал ее, распаляя еще сильнее.
– У нас много есть о чем вспомнить. О днях, когда мы работали вместе. О вечерах, когда мы играли в шахматы и смеялись. О ночи… Дорогая, вы помните ту ночь?
Голос его звучал ровно, тепло, искренне, Хэдден был занят ею, и только ею. Он мог бы соблазнить ее одним этим голосом, и она сжала бедра, чтобы заставить его замолчать.
Но это не помогло. В результате ее реакция на него только стала еще сильнее.
И он это заметил, потому что улыбнулся. Улыбнулся теплой, дерзкой, воистину мужской улыбкой, которая вызвала у нее возмущение и от которой растаяло все тело.
– Для женщины, которая не так давно была полным новичком, у вас все получается очень хорошо. – Казалось, он ласкает кошку, наслаждаясь ее чувственными потягиваниями.
Андра ударила по его левой руке, лежавшей на ее ногах, но он ответил тем, что обвил ее свободной рукой и стал водить носом у нее за ухом.
– Это нечестно, – бросила она.
Хэдден не отодвинулся, только остановился.
– Почему же нечестно?
– Потому что вы узнали, что мне нравится, и теперь пользуетесь этим оружием.
Он фыркнул, всколыхнув воздух, и этот прохладный воздух коснулся ее разгоряченной кожи.
– Я не пользуюсь этим оружием ради вас. – Между тем его пальцы скользили взад-вперед, создавая сладостное трение. – И ради себя тоже. Я добьюсь от вас того, чего хочу.
– Что же это? – резко спросила она. – Удовлетворение?
– Да. – Трение продолжалось, пока жар не распространился по ее нервам, уже распаленным негодованием. – Ваше удовлетворение.
Ей хотелось высказать какое-то сокрушительное возражение, в самом деле хотелось, но она побоялась, что если раскроет рот, то не удержится от стона. Ей было так хорошо от того, что он делал. И хотелось еще большего. Большего, чем в прошлый раз, большего, чем когда-либо, большего и немыслимого.
Как это стыдно – ощущать одновременно такую злость и такое возбуждение.
Но ему стыдно не было. Он тоже был охвачен возбуждением. Она видела это. Трясся стол, тряслись его пальцы, трясся он сам, и что-то внутри у нее отвечало этому внешнему ритму. Мышцы ее сжались помимо ее воли, и тут Хэдден коснулся языком ее уха.
Она содрогнулась.
Она не поддалась этому обжигающему душу наслаждению. Нет, она боролась с ним, но ни Хэдден, ни ее тело не давали ей возможности противостоять. Она вздрогнула, не проронив ни слова, вцепившись в край стола. Ей хотелось, чтобы его пальцы прекратили свое непрестанное движение, но когда они не прекратили и вжались в нее еще сильнее, она снова содрогнулась.
– Прекрасно, – прошептал он. – Именно то, чего я хотел.
Она заглатывала воздух мелкими глотками.
– Именно то… чего вы хотели?
Он не целовал ее в губы, не прикасался к ее грудям, не гладил ее. Он не терял зря времени и не делал ничего из того, что делал в тот первый раз, когда она залезла в его постель. Он просто схватил ее между ног – наглец – и в два счета довел до экстаза.
Теперь даже свет заходящего солнца не мог смягчить его выступающий подбородок и бесстыдный взгляд. И ей захотелось заявить что-то, отказать ему в какой-то решительной манере.
