из любой экстремальной ситуации. Сперва в армии — а потом перед заброской на Шат’рэ. Поддавшись слабости лишь на мгновение, он взял себя в руки и решил использовать последний шанс на спасение, несмотря на всю его ничтожность и маловероятность. Нащупав находившийся в основании кресла пилота рычаг, Олег дёрнул за него, приводя в действие простой механизм, стремительно заполнивший всю кабину болида густым амортизационным гелем розоватого оттенка. Перегрузка, до того из-за вращения «яйца» то вдавливавшая, то вырывавшая Макарова из кресла, больно сжимая грудь ремнями безопасности, сразу же стала меньше. Теперь от Олега не зависело ровным счётом ничего. Ему оставалось лишь сидеть и ждать того момента, когда болид столкнётся с поверхностью планеты, да надеяться, что он упадёт в воду — иначе не спасут все предпринятые им меры. Жизнь человека была всецело в воле слепого случая.
Макаров не мог сказать точно, как долго длилось его падение, поскольку совершенно перестал чувствовать бег времени. В конце концов «яйцо» ударилось о землю. Мир вокруг землянина, замкнутого в скорлупу болида, точно рухнул: словно в момент столкновения искривилась сама материя вселенной, пошатнулись основы мироздания. Сквозь звуковую изоляцию кабины, сквозь толщу розового геля, сквозь герметичный шлем уха Олега достиг оглушающий грохот столкновения, в котором смешался хлопок воздуха, не успевшего разойтись перед падающим болидом, треск от лопающейся внешней оболочки, скрип растягивающегося до предела биопласта и скрежет гнущейся внутренней обшивки кабины. Гель значительно смягчил перегрузки, но всё равно Олега со страшной силой рвануло вперёд, из кресла — в полёте болид перевернулся и удар пришёлся на стенку прямо перед лицом пилота. Ремни безопасности натянулись до предела, однако выдержали, не лопнули, а, сдавив грудь, с хрустом сломали Макарову рёбра. От дикой боли он заорал, но из раскрытого рта вместо крика брызнула алая жидкость — его собственная кровь, запятнавшая забрало шлема. В глазах потемнело, Олег провалился в чёрный беспросветный колодец, на дне которого маячила смерть…
Спустя пару минут, он пришёл в сознание, не сразу сообразив, что остался жив. Перед глазами стояла красная пелена, во рту ощущался тошнотворный привкус крови. Голова гудела так, словно внутри репетировал духовой оркестр, каждое движение отдавалось болью в груди, а температура тела медленно, но верно повышалась. Превозмогая боль, Олег отстегнул ремни и вывалился из кресла на деформированную внутреннюю обшивку. Стиснув зубы, Макаров перевернулся на бок и сквозь заляпанное забрало заметил, что горит аварийное освещение. Амортизационного геля уже не было, его вязкие остатки, похожие на густой вишнёвый кисель, то тут, то там свисали со стен, с кресла, приборов. Со стеклолитового забрала исчезли все цифры, а это означало, что бортовой компьютер, как и основной энергогенератор, не работал.
Машинально стиснув рукой цилиндрический контейнер с аварийным набором, Олег нащупал восьмиугольную панель, открывавшую размещённый над креслом пилота люк, и надавил на неё. Тот, скрипнув, лишь вышел из пазов и отодвинулся на пару сантиметров в сторону. Через образовавшийся зазор внутрь тотчас хлынула жижа ржавого цвета. Выругавшись, Макаров развернулся, упёрся ногами в крышку люка и, вложив в толчок всю свою силу, отодвинул её так, чтобы в появившийся проём мог протиснуться человек. Он вновь едва не потерял сознание от боли, но увидев, что непонятная взвесь стала прибывать быстрее, собрал волю в кулак и поспешил покинуть тонувший болид, буквально прорывая себе ход в грязеобразной, местами спёкшейся субстанции. К счастью, люк оказался менее чем в полуметре от поверхности. Выбравшись наверх, уже толком не понимая, что делает, Олег пополз по грязи, покрытой какой-то коркой. Когда через некоторое время он достиг твёрдой поверхности, где можно было лечь без опаски провалиться в топь, Макаров стянул с головы шлем и, откинувшись на спину, стал прерывисто вдыхать воздух чужой планеты.
— И вправду как будто сладковатый, — подумал землянин, глядя в чистое голубое, почти земное небо. После этого он вздохнул ещё раз и позволил себе впасть в беспамятство.
В это самое время в нескольких десятках километров от места падения «Призрака» Мршаа спешно докладывал в штаб-квартиру Шестого Легиона по закрытому радиоканалу:
— Говорит Заговорщик-27. У нас «Павший король», срочно требуются могильщики.
Глава 4
Тепло медленно разливалось по телу, наполняя каждую клеточку. Оно шло изнутри организма, порождённое синхронной работой миллиардов симбионтов-нанитов. Олег почти чувствовал, как начинают срастаться кости, как восстанавливаются разорванные ткани лёгкого и связки руки.
Несколько часов назад, едва придя в себя, Олег извлёк из аварийного контейнера пару пилюль, придавших дополнительную энергию роботам внутри него. Теперь, периодически впадая в дрёму, он неподвижно лежал на спине, предоставляя возможность нанитам зафиксировать сломанные рёбра в правильном положении, остановить внутреннее кровотечение и вытравить из лёгких быстро застывающую кровяную мокроту.
Макаров мысленно воздал хвалу учёным, придумавшим нанофикацию. С тех пор, как эта процедура стала общераспространённой, каждому человеку в возрасте от восьми до десяти лет вводили в организм порцию биомеханических искусственных организмов размером в десятую долю нанометра. Способные к самовоспроизводству, они по мере взросления ребёнка вступали с ним в симбиотические отношения, создавая многочисленные колонии по всему телу. Эти микроскопические роботы могли получать энергию практически из любого источника: поглощали опасные для человека излишки радиации, перерабатывали ядовитые химические соединения, пожирали болезнетворные микроорганизмы. Оказавшиеся в желудке продукты питания тоже шли в ход — естественно, лишь в том объёме, который для человека оказывался излишним. Не удивительно, что симбионты оставили диетологов без работы, справившись с ожирением.
Впрочем, это был лишь побочный эффект нанофикации. Куда важнее оказалось повышение регенеративных способностей, сопротивляемости химическим, механическим и иным повреждениям. Нанофицированные люди почти не старели, средняя продолжительность жизни достигла двухсот лет — по предварительным оценкам, поскольку демографы ещё не успели накопить достаточный объём статистических данных для окончательных выводов. Теоретически время смерти зависело лишь от изнашиваемости головного мозга, единственного незаменимого органа, обеспечивавшего неповторимость личности человека. Существенно расширялись физические возможности: при необходимости, наниты обеспечивали укрепление мышечных волокон, ускоренное выведение молочной кислоты и повышенное поступление кислорода. В общем, человек становился быстрее и сильнее. Мало того, теперь его было не так-то просто убить. Смерть наступала только от обширных повреждений мозга или уничтожения нескольких жизненно важных органов одновременно. В случае менее серьёзных травм симбионты брали на себя функции пострадавших частей
