Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
Объятия окончились, и лейтенант Дюкло повернулся, дабы представить меня гражданину председателю, но я решил, что пора брать дело в свои руки. А посему, не дожидаясь представления, я самым решительным образом потребовал разговора наедине. Председатель только моргнул и поспешил согласиться. Как выяснилось, ко всему прочему он еще и заикался. Не д-дожидаясь п-приглашения п-пройти к ст-толу, я присел на табурет, милостиво кивнул столпу местного якобинства и поинтересовался, не слыхал ли он случайно о таком ведомстве, как Комитет общественной безопасности.
Лицо председателя начало менять свой цвет, становясь из желтого зеленоватым. Не дослушав до конца уверения в том, что сей орган рев-в-волюционной в-власти ему, п-председателю, хорошо и-известен, я вновь милостиво кивнул и задал следующий вопрос: не знает ли он – тоже абсолютно случайно – некоего гражданина по имени Максимилиан Робеспьер.
Слушать п-подробный от-твет я не стал. Достав удостоверение, я вручил его председателю, посоветовав прочесть – и лучше не один раз, а дважды. А трижды – еще лучше.
Похоже, гражданин председатель в полной мере воспользовался моим советом, причем по мере чтения лик его все более зеленел, заодно покрываясь обильным потом. Это был хороший знак – больной явно дозрел. К месту вспомнилось, что коллеги гражданина Леруа имеют обыкновение бить пациентов колотушкой по лбу, дабы те погружались в спасительное забвение перед операцией. Оставалось достать колотушку.
Услыхав наконец, что он в-все п-понял и п-полностью уразумел, с к-кем имеет д-дело, я поинтересовался, известно ли гражданину председателю, для чего служит «национальная бритва». На этот раз ответ п-последовал нез-замедлительно, но никоим образом меня не удовлетворил. Пришлось пояснить, что «национальная бритва» бреет не только аристократов и заговорщиков, но и спекулянтов, а также, и не в последнюю очередь, расхитителей народного добра. А заодно тех, кто им потворствует. Например…
В тот вечер у костра, когда мои собеседники перешли на ирокезский язык, я все-таки кое-что услыхал, а услыхав, запомнил. Не то чтобы в секции 10 Августа творились особо большие безобразия. Но кошка знает, чье мясо съела, особенно когда приходится иметь дело с людьми и комитетами, охотно пускающими в ход «бритву».
Ж-жалкие оп-правдания я выслушивал приблизительно с п-полчаса. Затем мне надоело, и я, зевнув, спросил, куда делись средства, полагавшиеся славной роте Лепелетье. Ведь мундиры большинству пришлось справлять за свой счет, а Коммуна, как известно, такие средства выделила. Лицо председателя из зеленого стало черным, словно он прибыл из Санто-Доминго. Руки заскользили по столу, схватили толстую тетрадь, начали лихорадочно листать страницы. Я покачал головой, посоветовав оставить это для Революционного Трибунала и лично для гражданина Фукье-Тенвиля.[18]Меня же сейчас интересуют не столько эти мелочи, сколько простое и весьма любопытное обстоятельство: кто и почему организовал в секции 10 Августа торговлю гражданскими свидетельствами.
Я только начал развивать эту тему, но понял, что этак можно и перебрать. Смотреть на гражданина председателя стало неприятно. В конце концов, пытки отменил еще Его Величество Людовик XVI, а сидящий передо мною якобинец – не самый страшный из злодеев. Поэтому я заверил гражданина председателя, что в его личной честности Комитет не сомневается, однако дело есть дело, а посему я уполномочен для начала получить два чистых бланка оных свидетельств, дабы сравнить с теми, что изъяты у задержанных врагов Республики. Бланки должны быть с подписями, дабы сравнить и оные.
В заключение я заверил, что все, по-видимому, скоро разъяснится, однако посоветовал не особо разглашать наш разговор. Ведь если к торговле столь важными документами секция не имеет отношения, то по поводу прочего дело может обернуться несколько иначе. Более того, наш разговор лучше всего немедленно забыть, дабы не портить радостный праздник по поводу возвращения героев из роты Лепелетье, разгромивших в кровавых боях бесчисленные полчища врагов Республики, Единой и Неделимой…
Итак, у меня на руках были два бланка гражданских свидетельств. Начало понравилось. Мне даже показалось, что я далеко не впервые беседую по душам с гражданами «патриотами». Дело оказалось нетрудным, хотя и достаточно противным. Оставалось надеяться, что к намечаемому празднику лик гражданина председателя вновь приобретет нормальный желтый цвет.
Прощаться со своими спутниками из понятного благоразумия я не стал. Следовало уходить из Сен-Марсо. Но уходить не просто так. Национального агента Шалье вполне могли проследить от заставы до секции 10 Августа. Но дальше его след должен потеряться.
На соседней улице я зашел в более или менее пристойную лавку и купил длинный теплый плащ. Мой старый, покрытый пятнами крови, уже никуда не годился. Его я выбросил в ближайшей подворотне, а в соседней лавке приобрел большой саквояж и уже немодную, но достаточно респектабельную шляпу с узкими полями. Кажется, такую носили в Англии лет пять назад. Я невольно усмехнулся: скорее всего, тот, кем я был когда-то, мог считаться изрядным снобом в одежде. В нагрузку к шляпе мне была вручена трехцветная кокарда. Я не стал спорить и нацепил ее на самый верх.
Новый вид меня вполне устраивал – если бы не плохо выбритый подбородок, тот, кто глядел на меня из зеркала, мог вполне сойти за солидного буржуа. С подбородком все решилось в ближайшей цирюльне, после чего можно было покидать Сен-Марсо, но я чувствовал, что в моем новом облике чего-то не хватает. Подумав, я прошел еще пару кварталов и уткнулся в лавку старьевщика. Лохматый еврей долго не мог понять, в чем дело, но, когда я пошелестел ассигнатами, наконец хмыкнул и, порывшись в груде хлама, вручил мне очки. Очень симпатичные очки с толстыми стеклами, здорово менявшие мое лицо. Конечно, стекла в очках были самые обыкновенные – прием старый, но очень эффективный.
В фиакр, который мне удалось поймать у оживленного в это утро Птичьего рынка, садилась уже не сомнительная личность, которую бы задержал первый же встречный патруль, а достойный гражданин, который – если судить по внешнему виду – платит налог никак не меньше марки серебра.[19]Оставалось довершить остальное, и я велел ехать прямо в центр, к Ситэ.
Фиакр неторопливо катил по улицам – то широким, то узким, мелькали дома, площади, переулки, и я понял, что совершенно не узнаю город. Почему-то думалось, что при свете дня я все-таки что-то сумею вспомнить – или тот, кто подсказывал мне, решит помочь. Но Париж оставался чужим, и стало ясно, что мне суждено утонуть в этом каменном море. В незнакомом городе трудно что-то найти – зато легко найдут тебя.
К счастью, кучер, сообразив, что имеет дело с приезжим, охотно взял на себя роль чичероне. Что ж, я ничего не помнил, зато вполне был способен запоминать. К сожалению, мой первый вопрос остался без ответа. Гражданин кучер никогда не слыхал о «Синем циферблате». Или слыхал, но забыл. Во всяком случае, это не в центре, не у Пале-Рояля и не у Старого рынка. А вот эти места гражданин кучер знал отменно и охотно оными знаниями делился. Итак, улица Сен-Жак, когда-то знаменитая своими коллежами. Вот они, все три: Людовика Великого, Дю Плесси и Королевский. Конечно же, все – «бывшие», как не преминул уточнить кучер. Над коллежем Людовика Великого развевалось трехцветное знамя, а над Королевским и того хуже – черное. Дальше, хотя и с другой стороны, пошли монастыри, тоже, конечно, «бывшие»: огромный – Святого Бенедикта и совсем маленький – Матюринцев. Кучер со знанием дела добавил, что монахов из обители Святого Бенедикта перебили еще в сентябре 1792-го, а вот «попы-матюринцы» умудрились улизнуть, только аббата удалось схватить и отправить «под бритву».
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
