— Что?
— Да, вырвала ложкой из глазниц.
— Господи Иисусе!
— Вот-вот, Иисусе. Его-то имя она и повторяла раз за разом. «Спасибо тебе, Иисусе!» По крайней мере, по рассказам врачей, которые ее нашли. Затем впала в истерику и начала вести себя как припадочная.
— Твоя мать религиозна?
— Насколько знаю, нет. С другой стороны, в неволе многие находят в вере отдушину. Так или иначе, в раны матери попала инфекция — видно, ложка вначале побывала в других местах — и несколько дней врачи думали, что она не выкарабкается. От меня мало что зависело... я оплатила больничные счета и сказала персоналу, чтобы в случае чего связались со мной через поверенного.
— Постоянный медицинский уход. Похоже, денег у тебя куры не клюют.
Вэл подумывала проигнорировать завуалированный вопрос, но затем ответила:
— Когда-то я чувствовала себя виноватой за то, что пользуюсь семейными деньгами, которые не заработала. Затем решила, что заслужила их самым трудным способом на свете... родилась у матери, которая лишила меня детства.
— Люди чересчур много носятся со всей этой белибердой насчет счастливого детства. Да и не люблю я детей. У тебя они есть?
— Нет, перевязала себе трубы много лет назад. Сочла самым мудрым решением для всех потенциально заинтересованных сторон.
Почему-то после ее ответа Маджид смутился.
— В любом случае твоей матери очень повезло, что у нее есть ты, — поспешил он сменить тему. — Оплачиваешь ей содержание в дурдоме и все такое.
— Я бы предпочла, чтобы ты его так не называл.
Она поежилась. Воспоминания набросились стаей злобных клюющих скворцов. Звонок из клиники, отыскавшей ее наконец в Токио через банк. Спешный вылет назад в Вирджинию. Убежденность — а может, надежда? — что самолет рухнет: сначала на взлете, потом над океаном, и уж точно над Скалистыми горами, вонзившись серебристым дротиком в скалистую мишень. Наконец, в аэропорту имени Даллеса, когда пилот тормозил слишком долго и жестко, салон трясло и с полок сыпался багаж, она уже не сомневалась, что пожертвовала жизнью ради банальной, тяжкой и нелепой обязанности сидеть у одра ослепшей и, возможно, умирающей матери.
— Мать, конечно же, не умерла.
— Тебя послушать, так это плохо.
— Мне стало бы легче.
Маджид, искоса посмотрев на нее, затянулся трубкой.
«Не понимает, — подумала Вал. — Считает меня скверной, жестокосердной дочерью, которая желает смерти собственной матери».
— Так или иначе, она выздоровела, хотя ее слепота, разумеется, навсегда. Теперь за мамой будут присматривать внимательнее. Там, в больнице, я спросила у нее, зачем она это сделала. Почему себя так изувечила.
Вэл помолчала. Маджид заинтересованно ожидал продолжения.
— Мать сказала, что не хотела больше видеть одно ужасное, богомерзкое место. Я, конечно, решила, что она о больнице. Да и как я могла думать иначе? Та ужасная и богомерзкая, ничуть не лучше всего остального. Затем она начала рассказывать. Говорила о гнезде разнузданной похоти и порока, городе, как две капли воды похожем на описанный в слухах, которые я считала преувеличениями и ложью. По словам матери, городом правит лилейно-бледный мужчина и он говорил с ней во снах, реалистичных, как явь.
Плечи Маджида напряглись. Он глубже затянулся трубкой.
— Похоже, твоя мать думала, что видела самого Дьявола, либо просто обсмотрелась картинами Иеронима Босха.
— Ну, врачи, естественно, решили, что у нее галлюцинации. Но все в ее рассказе перекликалось с тем, что я уже слышала. Объясни мне, как душевнобольная из клиники в Шарлотсвилле смогла описать нечто почти в тех же словах, как и те, с кем я разговаривала в местах вроде «Дас К***»?
— Совпадение? Озабоченность? Вряд ли в жизни твоей матери было много секса за последние годы.
— Думаю, Город существует. А еще я думаю, что ты знаешь, как туда попасть.
— Возможно.
— С чего бы такая уклончивость?
— Что, если я хочу проверить, насколько ты серьезно настроена?
— По-моему, ты знаешь ответ на этот вопрос. Я приехала поговорить с Сантосом не из прихоти.
— Некоторые мечтают о Городе и думают: побывать там все равно что скататься в Намибию, Агру или Катманду. Видят в нем лишь очередное экзотическое местечко для туристов. Такие люди понятия не имеют, во что ввязываются.
Вэл скользнула рукой по грудям Маджида, обвела его сосок.
— Я была во всех местах, которые ты только что назвал. Думаю, я знаю разницу между очередным изменением географических координат, временной зоны и... чем-то большим.
— Все так говорят.
— Я не все.
Одна рука продолжила ласкать его груди, вторая спустилась по кубикам мускулистого живота и обхватила член.
Маджид сделал долгую затяжку. Под потолком уже клубился дым, отчего казалось, будто над постелью движется туман.
— Вероятно, я отправлюсь в Город ближе к осени, так что, если ты еще будешь где-то рядом, могу захватить с собой. — Язык у него заплетался от наркотиков. — Будет видно.
Руки Вэл замерли.
— Похоже, ты не понимаешь. Я не хочу ждать тебя в Гамбурге и не хочу ехать с тобой. Просто расскажи, как найти это место, с кем нужно поговорить, что нужно делать.
— Я уже это сделал. Прояви терпение. Побудь со мной, а потом обсудим возможность совместного путешествия.
Вэл убрала руки с тела Маджида. Все равно тот не откликался на ласки. Его интересовали только курение наркотика и... ловля ее на крючок пустыми обещаниями.
— Ты только зря тратишь мое время.
— Уверена?
— Вряд ли ты что-нибудь знаешь о Городе. Вряд ли ты там бывал. И вряд ли ты туда собираешься. По-моему, ты просто играешь со мной в какую-то игру.
— Я бы не спешил с выводами.
— Тогда расскажи то, что мне нужно, и я тронусь в путь.
— Я же сказал: возможно, мы отправимся туда вместе.
— Не заинтересована.
— Отлично. — Маджид апатично выдул колечко дыма. — Тогда поезжай одна.
— И поеду.
— Попасть туда не так-то просто.
— Это мои проблемы.
Вэл принялась одеваться.
