деревень собрали всё своё масло, слили из всех светильников и привезли нам, но набралось всего две бочки. Этого явно недостаточно….
– Насколько я знаю, недалеко отсюда есть озёра, где лорд Кирфер добывает земляное масло. Почему бы не взять там нужные нам сто бочек?
– Управляющий потребовал десять золотых за каждую бочку, и только тогда он был согласен открыть для нас хранилище.
– Вот как? – Рутгер горько усмехнулся, потом повернулся к Вальхару и спросил: – Могу ли я действовать по законам наших предков? Как мне достучаться до лордов, ведь у них на уме только одно – золото, и жажда наживы?
– Ты знаешь, что гласит закон? Ты – сын Ульриха, великого Героя. Повелевай, и воины пойдут за тобой. Что значит богатство, когда на кон поставлена страна?
Вальхар откровенно любовался новым воеводой. Не из-за того, что он был сыном старинного друга, не из-за того, что сам его когда-то воспитывал, не из-за того, что он сам его и наделил властью, а потому, что вдруг подумал – именно такие люди и нужны, чтобы построить новый мир. Решительные, жёсткие, чётко знающие и понимающие где надо нажать, а где чуть ослабить, чтобы перевернуть и смыть всю гнусь накопленную за годы правления лордов.
Вождь смотрел на горящие злостью глаза, играющие желваки, на порывистые движения, на фигуру, затянутую зачернённым доспехом, и слышал его слова, падающие тяжело, весомо, поймал себя на мысли, что если сейчас закрыть глаза, то можно вернуться на пять лет назад! Так всё это напоминало ему, то время, когда до битвы на Балте оставалось всего чуть-чуть! Когда он был моложе, и их было три друга, что когда-то ещё в детстве, скрепили свою дружбу кровью, и не предали её до сих пор.
– Воин волен взять у любого человека всё, что посчитает нужным, для защиты своего клана, и страны.
– Ну, так пойди и возьми! Только помни: жизнь вига – священна. Прежде чем пролить кровь соплеменника нужно хорошо подумать, и только потом обнажать меч.
– Я помню это, мой вождь…– Рутгер кивнул Вальхару, и порывисто повернувшись, так что звякнули сочленения доспеха, крикнул: – Коня! Герфур! Возьми десяток конных воинов. Пришло время напомнить законы предков зажравшимся управляющим!
Лишь бы он не почувствовал себя всемогущим и способным творить всё, что захочет. Вальхар помнил это ощущение, когда избирают вождём клана, и понимаешь, что за твоей спиной стоит сила, способная по одному только слову сделать то, что нужно. Особенно если это касается момента, когда надо пролить кровь. Тогда появляется искушение изменить этот мир в лучшую сторону по своему разумению, но не каждый понимает, что его убеждения всегда различны с мыслями других. Они сопротивляются, и именно тогда нужно удержать себя, чтобы не обнажить меч.
* * *
Обитые железными листами ворота долго не открывали. В ночи слышался только захлёбывающийся злобный лай собак, бряцанье сбруи и недовольное фырканье лошадей. В неровном свете факелов тени отбрасывали причудливые силуэты, и вооружённые люди в доспехах, в рогатых шлемах выглядели как всадники, вырвавшиеся из самого ада.
Наконец Рутгер смог услышать чьи-то торопливые шаги, и заспанный, хриплый голос:
– Кого там ещё принесло? Клянусь Бессмертным Тэнгри, кто-то здорово поплатится за это вторжение!
– Открывай ворота, старик, и позови хозяина!
– А кто ты такой, чтобы я среди ночи будил для тебя управляющего? Назови своё имя, и тогда я ещё подумаю, открывать или нет! Кто ты?
– Я – Рутгер, сын Ульриха! Воевода клана Снежных Барсов! Открывай и зови управляющего!
Заскрежетал засов, и одна из створок ворот отворилась. Свет факела выхватил из темноты седого старика в тегиляе, вооружённого копьём. Он растерянно остановился, не зная, что делать, ведь не каждую ночь сюда заявляется воевода, а с ним и десяток воинов.
– Ты – виг? – спросил отрок, и, не дожидаясь ответа, резко продолжил: – Все вопросы потом. Зови хозяина, и уйми собак! А то они переполошили все горы.
Старик прикрикнул на невидимых волкодавов, рвавшихся с цепей где-то в глубине двора, и исчез в темноте. Воины не спешивались, терпеливо ожидая дальнейшего развития событий. Кто-то достал из ножен меч, кто-то удобней перехватил копьё. Судя по лаю, псы были большие, и злости в них было хоть отбавляй. Что будет, если цепи не выдержат их рывков и оборвутся?
Когда уже стало казаться, что старик не вернётся, и воины ждут напрасно, в темноте засветился приближающийся еле заметный огонёк масляной лампады. Собаки, наконец, успокоились, и уже не лаяли, а рычали.
– Кто беспокоит добрых людей по ночам? Я пожалуюсь вождю клана Вальхару, и вам не поздоровится….
– Ты управляющий хранилищем лорда Кирфера?
– Да. Это я. Меня зовут….
– Мне нет надобности знать твоё имя. – Рутгер решил быть жёстким. Требовать, а не просить. Только так можно было добиться ожидаемого результата. – Я воевода клана избранный на Совете. Мои воины сегодня были у тебя. Почему ты не дал им бочки с земляным маслом, а потребовал заплатить за них по десять золотых? Разве тебе неизвестно, что грядёт большая война, и масло нам нужно для обороны Волчьих Ворот?
– Но как же я могу отдать вам масло без разрешения лорда, да ещё и без денег? Меня же тогда сошлют на те же озёра, где я и состою управляющим!
– Ты хочешь нарушить законы наших предков? – в голосе Рутгера не было ничего, кроме злости. Управляющий это услышал. Его рука держащая светильник дрогнула, и, оправдываясь, он проговорил:
– Я помню Законы Предков, но у меня есть строгие указания уважаемого лорда Кирфера….
– Если завтра к полудню возле Волчьих Ворот не будет обоза с сотней бочек земляного масла, я пошлю воинов сжечь всё в округе.
– Жизнь вига священна! – Выкрикнула темнота.
– Ты и не умрёшь. Будет так, что жизнь перестанет приносить тебе радость. С лордом Кирфером мы рассчитаемся после того, как разобьём врага.
– Ты слишком вольно себя ведёшь с уважаемым и могущественным человеком, воевода клана. Как бы это….
– Прикуси язык! Ты всего лишь управляющий. А лорд всего лишь лорд, и у него такая же красная кровь, как у любого из нас. Ты слышал меня, и если не выполнишь приказ, я исполню своё обещание. – Рутгер тронул поводья, и, развернув коня, погнал его вниз по дороге, к Волчьим Воротам.
Молодого воеводу нагнал Герфур и какое-то время, молча, ехал рядом, потом тяжело вздохнул и спросил:
