Она заполнила стандартную форму контракта, вписав его имя и дату, сумму оплаты, которую предлагала, и срок действия их соглашения – два месяца. Он тоже воспользовался подоконником и, не читая отпечатанного текста, поставил подпись внизу: Джек Лоуренс Пендарвис.
– Я хочу получить копию, – сдержанно сказал он, возвращая ей контракт.
Она холодно кивнула.
– Зайдите после первой смены, я позабочусь, чтобы она была готова.
– Благодарю.
Она была рада, что между ними образовалась некоторая дистанция, но не спешила вновь сесть за стол. Вынув ключ из плетеной сумочки, с которой приехала из дома, она открыла ящик стола, достала другой ключ и уже им отперла большой стальной сейф, стоящий позади ее кресла. Увлеченный ее манипуляциями, Коннор не задумывался над тем, что она ищет в сейфе, пока Софи не повернулась, протягивая две бумажки по одному фунту.
Когда она улыбнулась одними губами, он понял она увидела то, что он должен был тщательно скрывать ему не по душе и совсем непросто, хотя это и было частью игры, заставить себя взять деньги которые она протягивала ему через стол.
Но он преодолел себя и взял их ссуду или «возмещение» расходов на свечи, и небрежно сунул в карман.
– Я напишу расписку, – сказал он без всякого выражения.
– В этом нет необходимости.
– Вы уверены, что я возвращу долг?
– Моя вера тут ни при чем, – холодная улыбка стала еще шире. – Я удержу их из вашей первой зарплаты.
Что ж, поделом ему. Он нахлобучил шлем и собрался идти.
– Найдите мистера Эндрюсона и скажите, что я взяла вас на работу, – распорядилась она, бессознательно водя рукой по кожаной спинке кресла. – Вашего партнера зовут Трэнтер Фокс. Думаю, сегодня он работает в седьмой штольне, горный мастер отведет вас к нему.
– Хорошо. – Будь он проклят, если когда-нибудь назовет ее «мэм».
Помолчав, она сказала более мягко:
– Трэнтер корнуоллец, как вы. Все любят его. Надеюсь, вы хочется думать, да нет, я уверена, что вы поладите.
Это были первые добрые слова, которые она сказала ему за сегодняшний день. Слабая улыбка тронула ее губы. Она пожелала ему удачи – сделала первый шажок от враждебности, с какой они начали разговор. Ему следовало бы улыбнуться в ответ – встретить ее на полпути к примирению. Это было бы уместно. И полезно.
Но гордость, всегдашняя его гордость мешала сделать ответный шаг, он еще не забыл, как уязвило его разочарование, даже смятение, прозвучавшее в ее голосе, когда она спросила «Вы шахтер?» Два дня назад он был как все человек, и она относилась к нему как к равному, сегодня же он для нее просто шахтер и потому настолько ниже ее в социальном плане, что она не желала даже стоять с ним рядом.
Вместо того чтобы улыбнуться, он надменно прикоснулся к шлему и вышел.
* * *
Скользя на облепленных глиной перекладинах лестницы, взмокнув от духоты, ничего не видя в темноте, спускаясь все ниже, ниже и ниже, Коннор вновь поймал себя на том, что начинает закипать от ненависти к рудникам. Причиною была не жара, угнетающая на пятидесяти метрах глубины и почти невыносимая на ста десяти, не постоянная сырость, слякоть, грязь и пыль, которой приходилось дышать, или кромешная тьма в штольне, или многочасовое одиночество в норе не шире гроба, даже не тяжелая, изматывающая работа, которая продвигается так медленно и вознаграждается так скудно.
За что он больше всего ненавидел рудники, так это за то, что они так бездарно съедали человеческую жизнь.
Тело Кона и душа восставали против столь несовместимой с человеческим достоинством работы, единственное, ради чего он заставлял себя спускаться под землю и выносить такую работу несколько месяцев, была возможность избежать разоблачения его самозванства. Надежда на это и гнала его в забой.
На «Доброй леди» и «Трегурте», рудниках, где он трудился весной, он быстро понял, что молчание – лучший способ не дать обнаружить свое невежество. Почти любой мог весь день бить киркой в гранитную стену, но лишь бывалый шахтер, не один год проработавший на медных рудниках, был способен со знанием дела говорить со своими напарниками о глинистом сланце и элване, штольнях и подземных выработках. Поэтому Коннор взял за правило помалкивать, когда находился в забое, и имел репутацию завзятого молчуна.
Но сейчас, после пяти минут работы со своим напарником, ему стало ясно, что прикидываться молчуном не придется. Даже если бы он был болтлив, как сорока, это не имело бы никакого значения, потому что Трэнтер Фокс не дал бы ему вставить и словечка.
– Пендарвис, говоришь? Можешь гордиться такой фамилией. Да еще из Тревитила! Господи помилуй, это ж рукой подать от Трегони, где я родился и вырос. Доводилось тебе работать на «Щедром Альберте»? Нет? Благодари бога, Джек, такой дыры в жизни не видал, безнадежное место. Полгода без толку там потерял, когда был молодым да зеленым. Думал разбогатеть. Черта с два! Держись подальше от Тайвордского прихода, парень, мой тебе совет. Подай-ка кувалду, вон она, возле тебя валяется. Как по-твоему, есть какой-нибудь резон пробиваться глубже? Можем наткнуться на ребят, которые ниже нас копают, или стоит соединиться с Муки и его напарниками, что скажешь? Ты еще незнаком с Муни? О, парень что надо, башковитый, вроде тебя, мне за ним ни за что не угнаться, не подстраивай я так, чтобы он выполнял за меня половину работы. А он ничего не подозревает. Эй! У тебя свеча догорает, вот, возьми-ка быстро. Бери, бери, потом сочтемся. Так о чем ты спрашивал? А, как я остался без Мартина Берра, моего последнего напарника. Он теперь сильно закладывает за воротник, вчера вечером я видел его «У святого Георгия». Он, видишь, еще на костылях ходит, ну и грохнулся с крыльца, вот дочка и пришла за ним, отвести его домой. Но упал-то он спьяну, а не потому, что ноги у него сломаны. Как он ноги сломал? Да свалился с лестницы на тридцатом уровне и обе ноги-то и переломал. Уильям Старк говорит? «Слышу, треск раздался, а Мартин уже пролетел два горизонта и лежит». Уильям может нас обойти. Но уж как Мартин потом стонал – на весь рудник! В жизни не слышал, чтоб так выли, не приведи Господь. Никто не мог его вытащить наверх, пока мисс Дин не велела опустить бадью, в которой руду поднимают, мы так и сделали. Ты б видел его, Джек, переломанные ноги торчат из бадьи, поднимается потихоньку, сажень за саженью, словно на небеса. И все время кричит, понимаешь, мне даже стыдно за него стало – ведет себя как плаксивая девчонка.
Как говорливый горный ручей, что струится, не пересыхая даже в самые жаркие месяцы лета, так Трэнтер Фокс болтал, не умолкая ни на минуту. Это было на руку Коннору во-первых, не было необходимости говорить самому и тем самым выдать случайно свою неопытность в рудничном деле, и во-вторых, давало возможность все узнать о «Калиновом», ни о чем не расспрашивая.
К перерыву на ленч Кон уже знал, что дела на руднике шли хорошо с тех самых пор, как мисс Дин почти три года назад унаследовала его от отца – обстоятельство, удивлявшее чуть ли не каждого. Не то чтобы и раньше не знали, что у нее есть голова на плечах, уверял Трэнтер. Но все-таки она – женщина, к тому же молодая, которую в двенадцать лет отослали учиться, а вернулась она, когда ей было восемнадцать, так что, конечно, она оторвалась от жизни небольшой, но тесно спаянной общины деревни.
