ее. Он и не заметил. И она ни разу не заговаривала с ним на эту тему.
Рубен стал водить Аво по ночам на центральную площадь. В такие часы, когда улицы пусты, Аво разглядывал неосвещенные прямоугольники жилых домов на фоне темнеющих гор, и горы казались ему ужасно древними, да впрочем, как и все вокруг. Он чувствовал себя ученым-историком, изучающим неведомую цивилизацию. И пока Рубен без умолку вещал ему о стратегиях в нардах – прайминг, блиц-удержание и тому подобное, – Аво задавался вопросом, какие строчки из прочитанных им стихотворений могли бы выразить раскрывавшиеся перед ним образы.
Во время одной из таких прогулок Аво увидел Мину. В тот раз они просидели у памятника гораздо дольше обычного. Уже над горами взошло солнце, и через площадь на работу повалили толпы людей. Среди них была девочка с черной лентой в волосах и лакированной доской для игры в нарды под мышкой. Проходя мимо, она неловко махнула им рукой.
– Кто это? – спросил Аво.
– Никто, – ответил Рубен, закрывая свою доску.
– Она махнула тебе. И у нее тоже есть доска. А тебе не кажется, что хорошо бы рассказать мне о твоей подруге. И может, ты меня познакомишь с ней?
– Ничего она не подруга. Мы просто вместе учимся. Она мой соперник.
– Она нравится тебе?
– Не, мне все равно.
– А, ну, значит, нравится. Как ее звать?
– Ты что, есть не хочешь? Ты же все время жуешь. А тут завтрак пропустил.
– Какие у вас тут все обидчивые! – сказал Аво, решив про себя, что общение с этим тщедушным букой ему особо-то и не нужно. Не хочет, ну и черт с ним.
Так они и проделали весь обратный путь до деревни – невыспавшиеся, раздраженные, и да, Рубен правильно заметил – голодные.
Позже Рубен рассказал еще одну историю. В прошлом году из Министерства образования ему пришло приглашение поступить в Ереванский университет. Письмо доставили в школу, и учителю Рубена, товарищу В., велено было лично вручить конверт адресату. Но, как выяснилось, проблема заключалась в том, что товарищ В. двадцать лет назад сжульничал во время игры в нарды с отцом Рубена. Это вскрылось, и, компенсируя свой позор, он решил мелочно отомстить. Вместо того чтобы отдать письмо, он сам вскрыл конверт и зачитал приглашение перед всем классом, причем таким издевательским тоном, что вся гордость и радость Рубена сразу испарились.
Выслушав исповедь Рубена, Аво издал что-то наподобие сочувствующего мычания, однако еще в Ленинакане ему доводилось общаться с подобными ребятами. Начисто лишенные чувства юмора, вечно хмурые, они, казалось, родились не в том месте и не в то время. Аво не испытывал к ним никакого сочувствия. Поддержать? Невозможно давать ободряющие советы – по сути, единственный совет, который мог бы сработать: «Будь поменьше похожим на себя».
Лето близилось к концу, и Аво с нетерпением ждал начала школьного года, чтобы познакомиться с новыми ребятами. Ему было неприятно признаваться себе в этом, но он готов дружить с кем угодно, кроме странного мрачного подростка, с которым спал в одной комнате. Так-то так, но даже при одной мысли, что он стремится оставить общество Рубена, ему делалось не по себе; в нем поселялось чувство вины, и совесть не давала покоя. Однако разрыв казался неизбежным. Нужно найти себе подходящую компанию, а Рубен пусть возвращается в тот мрачный мир, в котором он пребывал до их знакомства. Вряд ли в старости они вспомнят друг о друге…
На первых порах все вроде складывалось. Как только другие ученики узнали, что Аво родом из Ленинакана, они немедленно стали приставать к нему, прося рассказать какой-нибудь анекдотец. Не любитель анекдотов, он рассказывал, что помнил после посещений ресторана «Полоз Мукуч» и пивной, куда тренеры водили всю борцовскую команду, отметить очередную тренировку. Глупые истории об идиотизме жителей одних селений, об алкоголизме других и – на бис – о простодушии кироваканского населения.
– Вот, например. Колхозник просит ветеринара сделать аборт его захворавшей корове. А ветеринар ему говорит: «Вот уж не думал, что ты настолько одинок!»
У себя в Ленинакане Аво точно не блистал, но в глазах кироваканцев стал настоящей звездой, и его постоянно просили рассказать еще какой-нибудь анекдот. Рубен в этом не участвовал. После уроков он неизменно зажимал локтем свою доску и исчезал где-то в городе.
Они общались все меньше и меньше, даже дома. Рубен опаздывал к ужину, его мать сердилась и упрекала Аво, тот отшучивался, а отец Рубена, казалось, подсчитывал каждое съеденное «родственником» рисовое зернышко.
Новые друзья Аво приглашали его к себе в гости, и он частенько оставался у них ночевать. В деревню приходил все реже и реже. Иногда он мельком видел Рубена в дальнем уголке деревни, около дома, где жили жертвы геноцида. Рыжеволосая старуха играла на дудуке так, словно это был голос самой земли, и, казалось, даже овцы и куры замирали, прислушиваясь к мелодии. А Рубен сидел на пне с книгой по истории, такой толстой, что она ничуть не уступала толщине самого пня.
Мина и Рубен вместе посещали занятия у Тиграна. Однажды вечером они увлеклись и вместо одной партии сыграли сразу четыре. Вдруг учитель взглянул на часы и, побледнев, спросил, сможет ли Рубен, как истинный джентльмен, проводить в столь поздний час свою прекрасную соперницу домой.
– Тем более что идти-то всего несколько минут, – добавил Тигран, помогая девочке надеть пальто.
Рубен шагал рядом с Миной. Из-за того что ее ноги были длиннее, ему то и дело приходилось догонять девочку. Они не разговаривали. А когда подошли к ее дому – самому высокому во всем Кировакане, – он вдруг вспомнил, как однажды Мина обратила внимание на его новую прическу (мать зачесала ему волосы на другую сторону) и сказала: «Вот теперь твое лицо стало куда ярче!»
В тот вечер он надеялся, что Мина скажет что-нибудь похожее, и у него загудит сердце… но она открыла дверь парадного, буркнула что-то вроде «спасибо» и исчезла.
Все здания, построенные в Кировакане при советской власти, демонстрировали поступь технического прогресса. Конечно, город обладал некоторым очарованием, но оно таилось в близких горных склонах, на которых расположились деревушки вроде той, в которой жил Рубен. Сам Рубен думал, что ему повезло жить в деревне. Он прослеживал в этом связь с древней историей Армении, которую знал из отцовских книг. Киликийская Армения, просуществовавшая до пятнадцатого века, вдохновляла его. Ему хотелось, чтобы его родина снова стала великой, как во времена средневековых правителей.
Проходя через площадь с такими
