функцию.
Как и все азартные субъекты, он был помешан на обрядах и талисманах, приносящих удачу. Однажды, проиграв внушительную сумму и погрузившись во мрак безумия, он брел, презирая себя и жизнь, невозмутимо текущую, как будто ничего и не случилось.
В порыве праведного гнева желая разорвать опустошенные карманы, он, как можно глубже, запихнул туда руки, будто хотел проткнуть их насквозь, но вдруг нашарил там завалявшуюся монету.
— Откуда этот раритет у меня? А, вспомнил… точно, у деда в шкафу искал что-нибудь ценное. Хотел сбагрить ненужное уже никому барахло и нашел старинные монеты. Решил одну отнести знакомому чудаку коллекционеру, определить ее ценность…
И тут его осенило, а что если рискнуть поставить ее на игру, мол это ценная вещь — раритет! Прокатит, так и хорошо, не прокатит, так терять уже нечего.
Прокатило… да как еще прокатило! Словно презрев законы этих самых вероятностных событий, Бог Удачи улыбнулся и положил свою руку ему на плечо. С тех пор Иену постоянно везло в играх, и он всегда носил с собой эту монету в качестве амулета.
Однако, праздник не был вечным. И однажды, как бы заскучав, Бог Удачи отвернулся от него, оставив при этом нездоровый уже азарт и безумную веру в свое везение.
Иен проиграл все! Злился, думал, что где-то накосячил с ритуалом, мол не с той ноги встал, не в тот карман амулет положил. Да все напрасно было, и новые попытки не приводили к удаче. Долги росли, а мысли вяли. Обезумев, он пошел на преступление… И вот он здесь с приставкой Го… играет от скуки в жалкое подобие игры с напарником, таким же никчемным Го.
Проиграв в пятый раз, он психанул и накинулся на раба:
— Ты, футлон, как там тебя, триста четырнадцатый, ты что как сонная муха едва шевелишься! Да я тебя сейчас грохну прямо здесь, чиет ми дор!
— Сан, вы напрасно так переживаете, я могу помочь в игре, вам надо было просто фишку с терпилой придержать, Сан! — сказал Костик как можно тише, чтобы не услышал другой амил.
Гнев и удивление ослепили разум Иена. Его возмутила наглость какого-то раба лезть к нему с советами, вместе с тем насторожило, что тот разбирается в игре. Откуда бы он мог знать, что самая младшая фишка так и называется — «терпила»?
— Так! Пойдем ка, я тебе растолкую подробно, как работать надо! Долго я терпел твои выходки, но сейчас-то ты у меня быстро урок усвоишь! — с этими словами он затолкал его в глубину пещеры и зашипел:
— Что ты понимаешь в игре, насекомое? Твое дело лопатой скрести, а не умничать!
— Сан, на Земле я был кидалой. Ну, играл в похожие игры, только я видел все карты игроков и всегда выигрывал, Сан!
— Что? Так ты еще и сканер! Тогда тебе точно не жить, мне шпион в моей башке не нужен!
— Сан, подумайте, мне с ваших мыслей проку нет, куда я тут денусь, а вам польза будет, Сан. Мне надо лишь ближе познакомиться с игрой, а потом мы договоримся о сигналах. Я буду вам сообщать все карты… фишки партнера, если он рядом. Решайте, Сан, я знаю вам без игры никак, а игра без фарта — расстройство одно, Сан!
Костя еще понятия не имел, что ему с этим делать, не было конкретного плана, но первый шаг был сделан, он получил особое расположение своего конвоира. Очевидно, следующий шаг — научиться им манипулировать. Азарт подавляет личность, делает ее уязвимой и зависимой.
* * *
Несмотря на недовольство Патриса, Мануакана продолжала встречаться с Костей. Стихи просто сводили ее с ума. Теперь она хорошо понимала, что за ритмическим построением слов, стоит нечто гораздо большее. Да кто же мог знать, что выражение «игра слов» внезапно приобретет буквальный смысл и слова зазвучат подобно музыке?
Не ведавшая прежде их силы и красоты, Ману сумела по достоинству все это оценить. Ведь на Туинтале слова играли лишь вспомогательную роль, тут чаще общались мысленно. А Костя, наконец-таки, нашел применение своим литературным знаниям из далекого детства, которые всегда считал каким-то ветхозаветным чудачеством, совершенно бесполезным и лежащим мертвым грузом в его памяти.
Еще это послужило и стимулом к жизни! У него появился новый взгляд на окружающую реальность. У людей нередко такое случается — чтобы познать прекрасное, прежде надо окунуться в полное безобразие, ведь из темноты свет всегда кажется более ярким.
— Скажи мне Конста, — так, по-своему, Ману называла Костю, — как у вас уживаются высокая духовность и грубая физиология? Амилы мне понятны, у них цифровой интеллект. Но вы совсем другие, не такие, как они, правда и не такие, как мы!
— Смысл существования нашей цивилизации в борьбе зла и добра. Убери что-то одно, и жизнь прекратится, не обретя в себе смысла.
— То есть, у вас смысл жизни в вечной войне?!
— Противостояние побуждает к движению, а войны всегда заканчиваются миром. Хотя… потом опять «что-то не так», опять война, но… снова мир. Так они и чередуются, двигаясь, причем, по спирали вверх и приобретая всякий раз новое качество.
— Куда же движутся амилы? Я представляю…
— Они потеряли равновесие, — Костя понял иронию в словах Ману и решил продолжить в таком же тоне. — У них так много прагматизма, что он перерос в цинизм, а борьба перешла в перманентную агрессию. И совсем потерявшись, они, несчастные, помчались по этой спирали вниз.
— Ну почему нельзя жить мирно, как мы? Разве плохо создавать красоту силой мысли и воображения, потом созерцать ее и радоваться?
— Вы отдали всю эту красоту циничным варварам. Понимаешь, Ману, зло, не встречая на своем пути сопротивления, становится все сильнее и опаснее. Вы могли их остановить, но не пожелали, это «не ваш метод».
— Да, мы и мысли такой не допускаем — уподобляться злу… а ты другой, я читаю в тебе ненависть к ним. У тебя пока нет конкретного плана, но, когда он появится, ты причинишь им ущерб какой только сможешь. Я боюсь даже сказать, ты сможешь… убить.
— Убить? А ты видела, как они проводят утилизацию рабов, которые уже не в состоянии работать? Их тела постепенно исчезают, атом за атомом, и они это видят, но ничего не могут сделать. Это очень удобно и хоронить не надо! А ты знаешь, они и со своими так же поступают, с теми, кто уже стар и нуждается в содержании. Это же нерентабельно!
— Все это ужасно! Так нельзя, но и уподобляться им тоже нельзя!
— Нельзя им
