как найти подход к дочери.
— У нее и так много игрушек.
Мы по-прежнему стоим посреди дороги. Внедорожник с номерами «111», перегородивший путь, не придает водителю автобуса дерзости. Пассажиры тоже притихли и молча смотрят, как мужик с бандитской мордой, забитый татуировками под самый подбородок, уговаривает Аришу. И хоть бы один мужчина возмутился! Нет же, боятся, косятся и молчат. Я одна пытаюсь перечить Громову.
Он поднимается с корточек и становится выше меня на две головы точно. Сканирует взглядом присутствующих, потом меня. Хмурится, дергает бровью. Склоняется к дочери:
— Уроки сегодня можешь не делать, принцесса. Ты у нас приблатненная. А с твоей училкой я как-нибудь договорюсь…
— Ура!
Громов принимает ее восторг за согласие. Я мотаю головой.
— Без глупостей, Фортуна. Ты не ребенок, чтобы с тобой нянчиться. Не вынуждай насильно запихивать тебя в машину.
— Ты напугаешь дочь, Громов.
Я слышу, как он до хруста сжимает пальцы в кулак и больше ничего не говорит, а безмолвно покидает автобус.
Через пару минут салон содрогается — автобус трогается.
Я почти на грани обморока. Усаживаю дочь, плюхаюсь на сиденье рядом. И вокруг нас будто рой пчел слетелся — пассажиры в разные голоса перешептываются, обсуждают увиденное. Я прикрываю глаза и устало растираю рукой лоб.
— Мама, смотри, там Артём! — радостно вскрикивает дочь.
Конечно. Он с первого взгляда покорил Аришку. А уж обещанными подарками окончательно. Громов едет рядом с автобусом, разговаривает по телефону. Меня снова бросает в дрожь. Для этого человека существует два мнения: свое и неправильное. Наивно было полагать, что он меня послушает.
Объявляют нужную мне остановку. С опаской шагаю к выходу. Облупленные дверцы распахиваются, и мы с дочкой выпрыгиваем на улицу. Через сто метров стоит высокое кирпичное здание гостиницы. Не роскошный отель, но добротный, чтобы скоротать вечерок, пока нашу квартиру окончательно не приведут в норму.
— Побежали, побежали, доченька.
— Мы не успеваем?
— Почти успеваем, но надо ускориться! Нет, не оборачивайся. Лучше взгляни, как красиво мигает вывеска.
На парковке гостиницы я замечаю, что к Громовскому внедорожнику прибавилось еще три. Таких же черных. Рядом с ними стоят наемники Артёма. Их рожами можно пугать детей: озлобленные, дикие — мрак. По спине ползут колючие мурашки. Никогда прежде мне не приходилось иметь дел с людьми, далекими от законов.
Мы с дочкой поднимаемся по ступеням в здание. Внутри небольшой холл с диванчиками. Никого нет, кроме нас. Я спешу к стойке администратора.
— Бронировала номер на фамилию Фортуна. С двумя кроватями.
Девушка за стойкой не особо приветлива. Лениво щелкает компьютерной мышью. Достает из ящичка ключи.
— Шестьдесят девятый.
Здесь нет портье и сопровождающих, я сама тащу свой чемодан. Благо этаж второй. В самом конце коридора открываю обычную деревянную дверь, пропускаю Аришку вперед и тут же запираюсь.
Комната тесновата. Простые бумажные обои. Две кровати с застиранным бельем. Есть телевизор, столик, шкаф. Вся атрибутика номера «Стандарт».
Пока дочка моет руки в ванной, я отодвигаю штору и смотрю во двор, на машину Громова. Кожей чувствую, что по ту сторону затемненного стекла он за мной наблюдает. Злой, наверное.
Щеки вспыхивают. Прячусь обратно.
До вечера занимаюсь Ариной. Несколько раз спускаюсь в местный буфет и выбираю полдник и ужин своей первокласснице. После купаю дочь и ровно в десять укладываю в постель. Выключаю свет в номере.
Сама уснуть пытаюсь, но не получается. Живот урчит. Я пропустила ужин и рассчитывала сделать сегодня разгрузочный день, а заодно сэкономить деньги, но теперь от голода не сомкну глаз до утра. Буфет с завышенными ценами на простецкий винегрет и котлету с сыром работает до полуночи. Бесшумно поднимаюсь с постели, сверху пижамы накидываю трикотажный кардиган. На цыпочках крадусь из номера, закрываю Аришку на ключ. В коридоре шагаю быстро и не успеваю среагировать, когда почти у самой лестницы дверь в другой номер резко открывается, мужская рука берет меня за локоть и утаскивает внутрь комнаты.
— Громов, я уже все сказала!
В полумраке комнаты, освещаемой лишь бра, я узнаю Артёма. Он снял пиджак, швырнул его на постель и сейчас все крепче и крепче прижимает меня к себе, ладонью обхватывает мою шею. Он снова принуждает смотреть ему в глаза. Склоняется ближе. Пытаюсь вырваться, но мужчина лишь усиливает захват. Я снова оказалась в клетке со Зверем. Разъяренным моей непокорностью.
— Ты с кем играть вздумала, женщина?
Громов напрягает пальцы на моей шее, и я тихо вздыхаю. Он чувствует, как вибрирует от страха мое горло. Видит этот страх в моих широко распахнутых глазах. Его ладонь, как раскаленная удавка, держит. Я поднимаю руки и впиваюсь ногтями в его запястье.
— Хватит, мне больно.
— Не ври, Фортуна, — отпускает шею, заводит ладонь мне за спину. — Тебе же нравится, когда тебя берут вот так. Нравится.
Он прижимает меня к своему телу еще крепче. Утыкаюсь носом в его грудь. Запах одеколона, свежести и сигарет смешиваются в единый коктейль.
— Перестань меня тискать, Громов.
— А может, я соскучился? Столько лет не виделись. Почему замерла? Боишься меня?
Он тащит меня к постели, укладывает на нее и держит одной рукой. Второй расстегивает на себе рубашку. Приглушенное освещение в комнате и темно-багровые стены сливаются перед моими глазами в мутную пелену. Ничего не вижу, кроме сияющих алыми бликами глаз мужчины.
Он расталкивает коленом мои ноги, вдавливает меня в матрас тяжестью своего тела.
— Ты такой же монстр, как твои наемники.
— Я хуже, — отвечает холодно.
Опускает взгляд с моего лица на шею. Берет ладонью мою грудь, не снимая лифа, щупает. Жадно, с силой, будто я его собственность.
Извиваюсь. Отталкиваюсь от его обнаженных плеч, пытаясь отстраниться. Мне жарко. Волнительно. И в чем-то Артём прав: возможно, я действительно неправильная, ведь мне нравится эта страсть и власть надо мной Громова, что принуждает содрогаться и замирать от каждого прикосновения к моему телу.
— Я представляла нашу встречу совершенно иначе…
— А чего ты ждала от меня — убийцы, Фортуна? Да, я убивал людей. Рукой ломал хребты. И сейчас…
— Нет, замолчи!
— Не хочешь знать правду?
Он говорит слишком тихо. Его взгляд разнится со словами. Громов рассматривает мое лицо, большим пальцем проводит по губам, подбородку, улыбается.
— Вероника, меня уже не исправить…
— Я… могу попробовать. Ты же сказал, что я — твоя любимая женщина.
— Но это ничего не меняет.
Он выдыхает и накрывает мои губы поцелуем.
Я снова чувствую его вкус! Ощущаю те самые ласки, как он задевает мой язык, проталкивается глубже, заставляет дышать его дыханием. Жадно. С упоением. Он действует на меня,
