Книга Ковчег Пяти - Чингиз Альменов

в стане врагов, Нетленный Герой войны, благоговейно величали его союзники. Ни то, ни другое звание охотнику было неизвестно и неинтересно. Блеску орденов и звону сыпавшихся градом монет, он предпочитал компанию бутылки, в узком горлышке которой всегда находил единственный выход к спасительному забвению. Но в один день война кончилась, а вместе с ней пришло осознание и последующее принятие неизбежной горькой правды. Суровая реальность пришла в его жизнь в форме нескладного мальчишки с глазами его пропавшей жены, который за годы войны успел позабыть отца. Увидев во взгляде сына неприятие и страх от вида, покрытого кровью косматого вояки, Раохар пришел в ужас, что может потерять единственного оставшегося ему родного человека. За короткий период Кровавый Зверь из Черничного леса сумел бросить пить, привел себя в порядок и превратился в прилежного, хоть и сурового отца, оставаясь им и по сей день.

– Не сейчас, Гасан, – твердо произнес вождь охотников, – сейчас мой сын не готов увидеть меня таким. Сейчас я должен быть сильным, несокрушимым, непобедимым, бесстрашным. Я должен быть примером для него и добытчиком для селения. И вот когда он будет готов, тогда я буду готов повесить лук на стену, закопать меч, укрыться одеялом и смиренно встречать старость под треск горящего костра и смех внуков.

– Это прекрасная картина, старый друг, – улыбнулся Гасан. – Прекрасная. За нее стоит бороться.

2.

До поселения небольшой отряд охотников добрался почти через сутки без особых приключений. Два раза они делали остановку, первый, чтобы дать пройти стаду вислоухих бронзобрюхов, их жесткая плоть в пищу не годилась, второй, чтобы подстрелить двух луговых бородавочников, чье жирное сочное мясо прекрасно сочеталось с овощами из сельской теплицы. По пути им встретились еще шестеро охотников, которые тащили с собой массивную тушу яка-альбиноса, чему особенно обрадовался, соскучившийся по телятине Гасан. Охотники тепло поприветствовали друг друга и разросшимся отрядом выдвинулись домой. Еще до того, как отряд увидел родные стены селения, они ощутили согревающий сердце запах дома. Уставших путников встретил приветливый аромат готовящейся на костре грибной похлебки, дубящейся кожи и топленного масла, которое селянки начинали вымешивать с каждым приходом весны. Пройдя заросли гигантского чертополоха, отряд увидел мощный деревянный частокол из цельных бревен, высившийся на добрые четыре метра. Остановившись у ворот, Раохар по привычке свистнул соколом и приветливо махнул часовому в смотровой башне. Впрочем, во всех этих условностях необходимости не было. Часовые охотничьего селения заметили их приближение за два километра от лагеря и уже пристрелили бы любого, кого посчитали бы угрозой еще до того, как они увидели бы бревна частокола.

– Добро пожаловать, вождь! Добро пожаловать домой, охотники, – крикнул часовой и дал знак своим товарищам у лебедки. Тяжелые деревянные ворота со скрипом поддались и открылись наверх, пропуская охотников за стену. Уставшему взору вождя предстала его любимая картина: порядка двадцати сотен простых, но добротных деревянных домиков, гармонично расставленных по всему периметру селения, хижина звездочета, библиотека, лазарет, стрельбище, кузница, сад и общие бараки. Просто и со вкусом обставленный лагерь первых охотников за десятки лет разросся до небольшого селения, но сохранил свой аскетизм. Сюда, во время охотничьего сезона или на зимовку, приезжали некоторые охотники, сделавшие себе имя и славу за пределами Черничного леса, но большая часть населения, как сам Раохар и его сын, жили прямо здесь, в селении, предпочитая девственную природу городской шумихе. Образовавшийся квадрат в центре селения служил площадью, посреди которой стояло огромное кострище, для приготовления добычи нестандартно большого размера. Сейчас кострище пустовало, зато вокруг было разведено много мелких костров, на которых кипели дразнившие аппетит котелки, вызывая счастливые улыбки у бегавших вокруг детей. Взрослые были заняты повседневной рутиной, заточкой стрел, рубкой дров и активной беседой о планах на грядущий год. Актуальной темой разговора была поистине зверская в этом году зима, продлившаяся четыре долгих месяца. С учетом климата и стремления к единению с природой, местное население предпочитало из одежды привычную лоскутную одежду охотников, подбитую волчьим мехом. Такое одеяние не только обладало прекрасными маскирующими свойствами, но и сохраняло тепло в самые холодные зимы.

Раохар шумно втянул воздух, на секунду сменив привычное суровое выражение лица на широкую улыбку. Заметив его и других охотников, селяне, собравшиеся у костров, весело закричали и приветственно замахали руками. Увидев две упитанные туши бородавочников и огромного яка на носилках, крики стали громче и одобрительнее. Кто-то в толпе нелестно отозвался про затраханную зиму, и что он, наконец, поест свежего мяса. К охотникам подбежали женщины, сняли платки и прыгнули в объятия своих мужей. Страстные слезливые поцелуи и горячие слова любви, последовавшие за этим, были встречены еще большим количеством одобрительных возгласов. Селяне побросали свои дела и присоединялись к толпе, выкрикивая поздравления с успешной охотой. Кто-то воспользовался общей суматохой, чтобы отлынуть от скучного дубления кожи, остальные похватались за струнчаки, кто-то уже подкатывал к площади бочонки с рисовой водкой. Намечалась серьезная пьянка.

– Вождь вернулся! Отряд вернулся! – запоздало оповестил часовой.

Раохар махнул рукой и быстро дал распоряжения разделать добычу и разжечь новый костер. Антар с усталой улыбкой вежливо отстранял девушек, стремившихся повторить обычай и прыгнуть к нему на грудь. Шкуродеры с высоким профессионализмом нарезали туши добытой дичи, в мгновение ока был сложен внушительных размеров костер, голосистые и уже не вполне трезвые сельские бахши ударили по струнам. Через неполный час воздух наполнили ароматы жарящегося мяса и звонкие голоса певцов, которые, после опорожненного бочонка выдержанной хаомы уже не старались попадать в ноты. Гасан взялся на спор с молодыми лучниками стрелять по подброшенным монеткам. Сколько медяков, подброшенных молодежью, Гасан подбивал стрелой, столько он клал себе в карман. Пока ни одна монета не коснулась земли. Раохар, как и полагалось вождю, развалился в кресле из черепа черного мастодонта, которого в юности застрелил сам и потягивал уваренный мед. Селяне тушили свои костры и тащили готовые похлебки в большому костру, на котором золотились бородавочники. Веселье закипало, дети пытались стянуть со стола свежих фруктов, подростки дрались за клыки мимикра, из которых получались отличные кинжалы, взрослые пересказывали старые анекдоты, концовку которых все знали наизусть, что не мешало толпе каждый раз взрываться от смеха. Робкие несвязные движения селян перерастали в дикие разнузданные танцы у костра, пламя, словно почувствовав возросшую энергетику, взлетело до облаков, придав закатному небу невероятный насыщенный оттенок. Бахши бросили попытки выдать мелодичные рулады пьяными голосами и стали орать горловые песни с первобытными мотивами, энергично выколачивая пыль из кожаных барабанов. Танцы становились все смелее, а слова откровеннее. Антар от танцев