Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
ещё Пётр Дмитриевич не обманывал. Раз написал, что уже гораздо лучшие диковины в пути, то так и есть, – нейтрально ответил дьяк.
И вдруг на сторону Борисова встала царица.
– Не знаю, зачем Петеньке это надо, но раз просит, то сделай! – тяжело вздохнула старица.
– Так ведь красота? – робко возразил царь.
– А представь, как купцы и бояре передерутся, и какая слава по всему миру пойдёт, что Русь фарфор лучше китайского делает, да подносы эти с райскими цветами. Продай. Умница Петруша.
– Подумаю я, с батюшкой посоветуюсь, – почти согласился Михаил Фёдорович, – Дальше читай.
Вторая просьбица у меня царь батюшка о награде для мастеров, что сделали эти вещицы. Опять прошу, не гневайся сразу. Присвой четверым мастерам дворянский титул и дай по небольшой деревушке. Это не для обогащения. Вот Пётр Петрович Шваб, книгопечатник, в своей деревеньке, тобою, Великий Государь, дарованною, построил всем крестьянам дома большие с двумя печами, что по-белому топятся, да баню, да коровник, да конюшню. Купил им по две коровы и лошадь, да по две козы, да зерна семенного дал. И ничего пока с тех крестьян кроме, как один раз в день кринки молока, не требует. У него и так всё есть. Зато крестьяне, наконец, досыта детишек накормят. Детишки помирать с голодухи перестанут и вырастут сильными и здоровыми, как раз к тому моменту, что перемирие с ляхами кончится. Вот тогда, то и скажется вся твоя мудрость. Будет, кому накрутить панам хвосты. Мастера те: Онисим Петрович Зотов, он над гончарами главный, Вацлав Крчмар, что печи строил, Никита Михайлович Шульга, что помогал с Урал камня секретный компонент для фарфора добывать и художник голландский Питер Пауль Рубенс, что вместе с учениками и подмастерьями расписал те подносы и чайные пары.
Только ты, государь, отсюда из Вершилова вижу, не все подарки достал из сундука. Вели дьяку Фёдору книжицы, что Пётр Шваб новые напечатал достать. Эти не продавай. Только Государыне и батюшке твоему Патриарху по одной вручи. Печатать мы только начали. Это пробные экземпляры. Вдруг тебе не понравятся.
– И впрямь Петруша видит через четыреста вёрст, – засмеялась Государыня, когда дьяк достал из большого сундука тонкую пачку книг.
Борисов разобрал книги и протянул по две матери и сыну. Сам же посмотрел оставшиеся две. Одна книга называлась «Молитвенник». Как и все творения Шваба, она была бесподобно оформлена, но не это было главное, на верху всех листов были узоры из лепестков цветов, и было видно, что это не рисунок, а настоящие лепестки настоящих цветов. Царь тоже заметил это и попробовал краешкам ногтя. Нет, лепесток был как бы внутри бумаги.
– Вот и ещё одна диковина из Вершилова. Где только таких мастеров великих Петя находит, – недоумевала царица, тоже попробовав отодрать лепесток.
Вторая книга была: «Житие святого благоверного князя Александра Ярославича Невского». Иллюстрации были выполнены, как и в азбуке вручную, но манера была другая. Опять Рубенс. Каждый лист этой книги был шедевром. Её даже листать было наслаждение, не говоря уже о чтении. Иметь такую книгу было счастье. Почти час мать и сын рассматривали две новые книги.
– Дьяк Фёдор, вели завтра же одному из братьев Фофановых отправляться в Вершилово, учиться книги так делать, – наконец вышел из созерцательного состояния Государь, – Дальше читай.
Теперь уж совсем маленькая просьбица, Государь. Введи на Руси титул новый, как в Европе «барон» и титул тот присваивать дворянам за особые заслуги перед Отечеством, в бою отличился или вот книгу великую, которую века хранить будут в храмах наших, издал. И первым бароном сделай Петра Петровича Шваба. Про то, как деревенькой он распорядился я уже тебе писал. Дашь ещё деревеньку и ещё четыре или пять семей тебя будут день и ночь славить за мудрость твою.
Только опять, царь батюшка не все подарки достали. Есть там ещё маленькая шкатулочка для матери твоей.
– Дьяк, – рыкнула старица.
Фёдор Борисов выудил из сундука маленькую шкатулочку и подал царице. Та открыла её, там лежало два золотых цилиндрика.
– Что это? – повернулась к дьяку старица Марфа.
Дьяк посмотрел в недочитанное письмо.
Государыня Ксения Иоанновна, сними верхнюю половинку с цилиндрика, – прочитал дьяк.
Царица стянула крышку.
Теперь, Государыня, поверни нижнюю выступающую часть по солнцу.
Старица повернула, и из отверстия показался красный твёрдый цилиндрик со скошенным концом.
Это помада лечебная, чтобы на ветру губы не трескались и не сохли на жаре, попробуй Ксения Иоанновна.
Такое ощущение, подумал, царь, что и вправду Петруша видит всё за четыреста вёрст.
– Вели зеркальце принести, – обратилась царица к дьяку.
Когда полированное зеркало доставили, она осторожно коснулась кончиком помады губ и провела по ним. У помады был чудесный медовый вкус и цветочный аромат, и цилиндрик и в самом деле был довольно твёрдый. Марфа завернула помаду назад надела крышку и отложила цилиндр в сторону, взяла второй и повторила процедуру, эта помада была красно-оранжевого цвета, и запах от неё был немного другим.
– Мне старухе, только от мороза да солнца и спасаться, – довольная женщина улыбнулась, – А вот боярышням московским и царицам в Европе за большие деньги эти помады продавать можно. Так скоро все деньги с Европы в Вершилово окажутся. Есть ли ещё что в письме.
Есть государыня матушка.
Сделал сии диковины тот же ювелир, что и ручки перьевые и чернильницу непроливайку. Прошу Государь и его в дворяне произвести. Много он ещё Руси пользы принесёт, больше чем воеводы некоторые. Все будут считать Русь державой, где делают самые лучшие вещи. Зовут ювелира Лукаш Донич. Отчества у них не приняты, так ты государь его Михайловичем назови и будь ему крестным отцом.
Всё государыня матушка. Кончилось письмо.
– Миша! Ты просьбицы все Петрушины-то выполни и, правда, малость, а всем польза великая. Если эти немцы на Руси останутся, да художник этот, что подносы да, чашки, да книгу расписал тоже останется, да другим художникам напишет в Европу, что обласкан он Государем и уже во дворянство возведён, смотришь, и ещё великие мастера на Русь потянутся.
И, правда, Соломон новый наш Петруша.
Событие тринадцатое
20 января 1620 года царёв гонец доставил в Вершилово почту.
Вчера, как и положено, праздновали крещение Господне. Отстояли всенощную, и пошли на Волгу. Там ещё с вечера вырубили прорубь и приставили мальчишек сгонять образующуюся шугу. Пётр велел позвать всех иноземцев. В проруби установили деревянные лестницы и помост утопили, до уровня груди взрослого человека. Священник освятил воду, и княжич первый разделся до пояса и полез в прорубь. Крещение, в переводе с греческого, значит погружение. Как же тут не погрузиться. На берегу Пожарский велел растянуть несколько шатров и палаток и всё «погружённые» загонялись туда, обтирались полотенцем и переодевались в сухую одежду. Некоторые, кто постарше или больные, дополнительно растирались хлебным вином. Пётр вспомнил о водке в последний момент и записал себе в блокнотик, сразу после праздников поработать над самогонным аппаратом. Из «немцев» решился залезть в прорубь только Симон Стивен. Семидесятилетний немец вообще был живчиком. Пожарский за смелость тут же, при всех, вручил ему приз, полную головку мраморного сыра.
А вот на следующий день и прибыл царёв гонец. Пожарский прочитал письмо от Государя и удовлетворённо хмыкнул. Всё задуманное удалось. Пётр послал мальчишку предупредить всех мастеров и управляющих, чтобы назавтра с утра, как прозвонит колокол, все собрались в школе. Оказалось, что народу-то прибавилось и в класс все не влезли. Пришлось идти в старую церковь. Там, правда, не было скамеек. Ну да Пётр Дмитриевич их надолго задерживать и не собирался.
– Господа, – начал княжич, – Вот уже больше года, как мы с вами пытаемся сделать из нашей Руси великое государство. Я не оговорился, сказав из «нашей». Думаю, что никто пока уезжать в завшивленную, больную чумой, оспой и сифилисом, вечно воюющую Европу не собирается. Мы здесь хорошо устроились. У нас лучшие в мире доктора и художники. Лучшие математики и астрономы,
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
