Фаина послушно влезла на высокий агрегат, снабженный лесенкой в три ступеньки.
Гинеколог аккуратно помяла ее живот:
— Я тебе так скажу, птичка. Матка увеличена на четыре-шесть недель. Так что, думаю, тесты не врут. — Потом заглянула в умоляющие глаза пациентки: — Что, хочешь на УЗИ?
— Хочу, — призналась Фая.
— Спускайся, одевайся и пошли. Сделаем, так и быть. Квиток в кассу потом занесешь, оплатишь.
— Спасибо, — выдохнула девушка с облегчением.
Уж если и на УЗИ все подтвердится, то для сомнений места просто не останется!
Еще через двадцать минут Фаина стояла в очереди в кассу поликлиники и рассматривала распечатанный на специальной бумаге снимок. Сама она никогда не догадалась бы, что вот тот овал неправильной формы со светлыми, почти белыми контурами — это и есть ее будущий малыш.
«Вот видишь, птичка, а ты переживала, — все еще звучало в ее ушах воркование гинеколога. — Детки зачинаются не тогда, когда их делают, а когда любовью занимаются!»
«Ох, знали б вы, как я своего малыша зачала, — подумала тогда Фая и даже слегка покраснела, вызвав понимающие усмешки своей участковой и ее коллеги — врача УЗИ. — Я ж его, можно сказать, почти украла. О-бал-деть. Украла беременность. Скажи кому — не поверят!»
Нет. Рассказывать она никому не станет. Отец не поймет и не одобрит. Он все еще надеется, что личная жизнь дочери сложится лучше, чем его собственная. Подруги — наверное, поймут и даже поддержат, но, скорее всего, попытаются разыскать биологического отца ребенка, даже если она запретит им это делать. А как только они попытаются разыскать этого незнакомца — он тут же выйдет на нее. И тогда…
О том, что может за этим последовать, Фая даже думать боялась. Отнимет? Отсудит? Попытается выкрасть после того, как малыш появится на свет?
Сердце сжалось и затрепыхалось испуганно. Фая побледнела и, кажется, даже покачнулась.
— Девушка, девушка, вам плохо? — донеслись сквозь звон в ушах чьи-то слова. — Идите-ка присядьте. Врача! Позовите кто-нибудь врача! Тут девушке плохо!
— Не надо врача, — взмолилась Фая. — Со мной все в порядке. Просто голова закружилась.
— Ну, тогда проходите, проходите. Что-то вы совсем слабенькая. Попросили бы — пропустили бы вас без очереди! — хлопотала вокруг какая-то деятельная старушка.
— Спасибо.
При других обстоятельствах Фаина отказалась бы, отстояла бы очередь: не любила она лезть по головам. Но сейчас ей так хотелось поскорее выбраться на свежий воздух, что она позволила отвести себя к окошку, сунула в него квиток, банковскую карту, ввела пинкод и на ватных ногах вышла на крылечко.
«Это и мой ребенок тоже, — сказала себе твердо. — Никто не сможет его у меня отнять. Закон на моей стороне!»
9. Федор
2 октября 2015 года. Москва. Кабинет главы IT-компании «InSecT»
Терминатор вошел в кабинет своего биг-босса как всегда — после короткого предупреждающего стука. Не дожидаясь приглашения, прошел к столу, уселся в любимое вращающееся кресло на колесиках и принялся пристально изучать лицо начальника.
Владелец компании был одет аккуратно, даже строго. Прическа — волосок к волоску. Чисто выбритые щеки. При всем при этом выглядел он откровенно плохо. Особенно после того, как снял очки в тонкой золоченой оправе. Бледное лицо казалось изможденным — так, словно почти не ел и совсем не спал минимум две недели. Воспаленные глаза. Сжатые в узкую полоску обветренные губы.
— Чем-то порадуешь, Юрий Минизабирович? — обратился Лукьянов к начальнику службы безопасности.
— Работаем, Федор Андреич, работаем, — Терминатор без лишних слов понял, о чем хочет узнать его начальник.
— Почти шесть недель, — Лукьянов провел по лицу ладонями, будто пытаясь стереть с него выражение отчаяния. Жаль, что нельзя отчаяние стереть с души. — Почти шесть недель, а вы все еще не нашли ее. За это время она могла узнать, что в положении и прервать беременность.
— Зачем ей это делать, Федор? Не думаю, что женщина, которая обследовалась по подозрению в бесплодии, рискнет избавляться от ребенка.
— Даже если это ребенок от незнакомого мужчины, чей биологический материал ей ввели по ошибке? Она ведь ничего не знает обо мне…
— А много ли знают об отцах своих детей женщины, пользующиеся донорской спермой?
— Они… они хотя бы знают о том, какая внешность у потенциального отца. Какое образование.
— Извини, друг, если я выскажу крамольную мысль, но, может, оно было бы и к лучшему, если бы оказалось, что она не беременна или сделала аборт, — рискнул высказаться Терминатор.
Федор чувствовал себя настолько измотанным и опустошенным, что сил на бурные эмоции у него уже не оставалось. Он просто посмотрел на Рахметова с недоумением:
— Зачем ты так говоришь, Юра? Ты же знаешь, как это для меня важно. Три попытки, Юра! Три чертовых попытки получить сына от суррогатной матери. От трех разных женщин, согласившихся попытаться забеременеть и выносить моего ребенка!.. И все впустую…
— Вот именно поэтому. Ты не думал, что будешь делать, когда мы найдем ее? Когда окажется, что она беременна? Не боишься, что она начнет из тебя веревки вить, когда поймет, насколько это для тебя важно?
— Юра. Ей не придется этого делать. Я сам отдам ей все, что она захочет, понимаешь? Все! Деньги. Руку и сердце. Да хоть почку! Лишь бы она родила.
— Но так нельзя, Федор!
Терминатор вдруг вспомнил, что он, вопреки кличке, вовсе не железный, и потянулся за графином с водой. Наполнил стакан. Сделал несколько шумных глотков. Наполнил второй стакан. Придвинул начальнику. Лукьянов принялся вертеть свой стакан в руках.
— Нельзя, говоришь? А кто запретит? У меня нет ни одного родного человека, Юр. Даже двоюродных братьев и сестер нет. Думал, женюсь — обзаведусь детьми. Большую семью хотел. Но и тут… сам знаешь…
— Знаю, Федор. — Юрий Минизабирович тяжело вздохнул. — Знаю.
— Да ничего ты не знаешь! — вдруг вспылил Лукьянов. — У тебя у самого трое! И родни пол-Москвы!
— Тихо, Федь, не пыли, — попросил Рахметов. — Лучше подумай: можно ведь будет попытаться забрать у нее ребенка. Заплатишь ей, сколько захочет, за отказ от материнских прав…
— Ты с ума сошел?! Она же не нанималась, как эти… суррогатные. Ты думаешь, я стану отнимать у своего ребенка мать, которая его любит?
— Федор, еще раз: не пыли. Хватит эмоций. Включай голову.
— Да. Извини. Сорвался. Но о том, чтобы забрать ребенка — и думать забудь. Так что вы там делаете такое уже полтора месяца, что до сих пор нет никаких результатов?
Рахметов поморщился. Положил перед собой лист бумаги, принялся выводить на нем какие-то штрихи и загогулины. Лукьянов продолжал сверлить друга вопросительным взглядом.
