– Гнусный подонок, вот он кто, Белла! Гадкий, грязный, вонючий ублюдок!
Белла и смеялась, и одновременно заливалась слезами вместе с подругой.
Джун поставила на стол перед Джимми тарелку с едой. Он молча следил за ее движениями, а затем произнес:
– Мне не ставь. Я уже перекусил. Слушай, почему бы тебе не пойти сегодня вечером куда-нибудь в гости, а? Сегодня я занят, понимаешь, ужасно занят…
Джун посмотрела на него и улыбнулась.
– Ах ты, лгун поганый! Ты занят, это правда, но не по работе, хотя спать с Морин – это, думаю, будь здоров какая тяжелая работа. Ну что молчишь, язык, что ли, проглотил?
Джимми, должно быть жалея ее, принял виноватый вид.
– Кто тебе сказал?
Джун вздохнула:
– Значит, ты этого не отрицаешь?
– Как я могу отрицать правду?
– Почему нет? Ты раньше всегда так делал.
– Ну пойми меня, Джун. Я не знал, что это может быть так серьезно. Но так вышло. Я ее люблю.
Джун присела к столу и покачала головой.
– А что будет со мной? Ты любишь ее, а живешь со мной. Точнее, я живу с тобой. Я бросила мужа и детей…
Джимми отмахнулся от нее:
– Имей совесть, Джуни, ты до этого бросала своего мужа ради первого встречного. А что касается бедных девчонок… Господи, да ты была бы не прочь отдать их в собачий приют, если бы их там взяли. Так что не заливай про свои чувства к ним.
– Я любила моих девочек.
Джимми глубоко вздохнул и затем продолжил свою речь:
– Подумай, что ты говоришь, Джун. Ты их любила. Значит, сейчас ты их больше не любишь, выходит, так? Мне раньше казалось, что ты – самая вкусная бабенка на свете… Честно, я так думал. Но больше я так не думаю, миленькая. Мои вкусы с некоторых пор изменились, я теперь летаю выше, и ты меня не устраиваешь. Господи, да погляди, как грязно у нас в доме. Ты почти не убираешь, и готовишь одно и то же дерьмо, и с тобой ни о чем не поговоришь – не получается с тобой разговор. Пожалуйста, Джун, не заводи волынку, не спрашивай, что между нами случилось и все такое. Давай просто скажем друг другу, что у нас с тобой все кончено, киска. Я тебя, как положено, провожу. Все равно я собирался завести этот разговор после Рождества.
– Очень благородно с твоей стороны. Только скажи мне: почему Морин Картер? Что в ней такого, чего нет во мне?
Джимми провел рукой по лицу. Он был раздражен. Вопрос был прямой, и следовало как-то отвечать на него. Разозлившись, он безжалостно отрезал:
– Собственные мозги, Джуни, соображалка. Вот что у нее есть. Она сама все умеет, вокруг нее не надо прыгать, учить уму-разуму. Достаточно или продолжать?
Для Джун его слова были как удар в солнечное сплетение. У нее перехватило дыхание.
– Нет, теперь мне все ясно, спасибо.
Взяв со стола его тарелку с мясом и картошкой, она швырнула все это в мусорное ведро.
– Когда мне убираться отсюда? Вернее, куда мне убираться?
Джимми страдал, но чувство к Морин, как раковая опухоль, успело завладеть всем его существом.
Ему хотелось быть с Морин постоянно, все время смотреть на нее, наблюдать, что она делает. Он знал: Морин привлекала мужчин, особенно состоятельных, с налаженным бизнесом или сделавших хорошую карьеру. Ему не верилось, что из них из всех она выбрала его. Но это случилось, и теперь он хотел, чтобы она была для него единственной женщиной.
– Я перееду отсюда, Джун. Ты можешь оставаться здесь, пока мы не подыщем для тебя другую квартиру, согласна?
Джун грустно кивнула. Она была так убита, что едва могла говорить.
– Я люблю тебя, Джимми.
Эти слова помимо воли сорвались с ее губ.
– Я знаю, Джуни, и поверь, мне очень жаль, что так произошло, девочка моя. На самом деле жаль.
– Я могла бы измениться, постаралась бы… Джимми покачал головой:
– Ты хороша такая, какая есть, и кто-нибудь тебя полюбит, вот увидишь.
Она грустно улыбнулась:
– Как ты? Ты это хотел сказать? Я счастлива.
Он повернулся и вышел из комнаты. Джун слышала, как открылась входная дверь. С криком «Джимми! Джимми!» она рванулась вслед за ним. Он обернулся и посмотрел ей в глаза. Улыбаясь ему, Джун сказала:
– Счастливого Рождества, Джимми.
Он не ответил. Упав на коврик у дверей, Джун так долго плакала, что у нее разболелась голова. Трагедия заключалась в том, что она сказала правду. Она его действительно любила. До сих пор любила.
Ни Дэбби, ни бабушки, ни отца не было дома, и Сьюзен наслаждалась одиночеством. Когда Джун, открыв дверь своим ключом, вошла в дом, у Сьюзен сжалось сердце.
– Привет, мам. Что тебя к нам привело?
Она уже все знала, но не показывала виду. Пусть мать сама подумает и решит, что сказать дочери.
– Просто захотелось забежать к своим девочкам. Сьюзен крепко ее обняла. Если то, о чем говорила Белла, было правдой, то может же так получиться, что она, Сьюзен, переедет отсюда к маме и будет жить вместе с ней. Где-нибудь, только не здесь. С тех пор как девочка услышала разговор двух женщин, эта мысль вертелась в ее голове и не давала ей покоя. Уехать подальше от отца – в этом состояла ее светлая мечта. Это был бы такой праздник для нее! Все равно что Рождество и день рождения одновременно.
Пока Джун потягивала виски, Сьюзен готовила салат, и они болтали о том о сем. Часом позже домой вернулся Джоуи. Увидев, что у них на кухне за столом сидит не кто иной, как его Джун, он разволновался. Джоуи быстро огляделся, опасаясь, не прихватила ли она с собой Джимми, потому что тогда жди беды.
Сунув дочери пятерку, Джун попросила ее сбегать за сигаретами. Сьюзен с тяжелым сердцем повиновалась. Она уже догадалась о намерениях матери, и это опечалило ее: у нее пропала всякая надежда вырваться из этого дома и отделаться от общества Джоуи. Джун хотела помириться с мужем, и, если ей это удастся, всем мечтам Сьюзен придет конец. С порога она слышала, как мама разговаривает с отцом: не то чтобы умоляет о прощении, скорее нащупывает почву для примирения. Она, словно в шутку, подлизывалась, как маленькая девочка.
Захлопнув за собой дверь, Сьюзен тяжело вздохнула. Девочка уже давно поняла, что в жизни желания и действительность всегда расходятся.
Джоуи оглядел свою жену с головы до ног. Она еще очень даже ничего, его Джун. Стоило бы глядеть за ней получше, ведь она во многих отношениях редкая женщина. Джоуи был уже не тот, что раньше: женщины на него не заглядывались. Он много пил, скандалил, то и дело оказывался на мели, и люди сторонились его, не желая даже разговаривать с ним. И теперь он решил, что Джун вернулась, потому что все еще любила его. Вино разогрело его воображение, и эта мысль показалась ему логичной. Его потянуло в романтику.
