ленивых людей, которых я когда-либо встречал. — Кто это?
Я поднял глаза, уже раздраженный тем, что кто-то зашел за пять минут до закрытия, но второй раз за неделю мое раздражение быстро угасло.
Каштановые волосы. Голубые глаза. В руках целая куча книг, и она улыбается полунасмешливо, полупрезрительно, глядя на мое шоковое состояние.
Алессандра. Здесь. В ресторане «У Фрэнки». В одиннадцать, мать его, часов в понедельник вечером.
Какого черта она здесь делала?
— Мы закрыты, — сказал я, хотя мы не должны были отказывать клиентам до последней минуты, и в первую очередь это было не мое дело.
Линкольн перестал пускать слюни и пристально посмотрел на меня.
— Чувак, — прошипел он. — Что ты делаешь?
— Я здесь не ради еды, — спокойно сказала Алессандра. — У нас занятие, помнишь? Поэтому я пришла за тобой, — она села на свободный стул. — Не обращай на меня внимания. Я подожду, пока ты закончишь.
— Она твой репетитор? Черт, надо было остаться в колледже, — Линкольн продолжил глазеть на нее так, что мне захотелось вырвать ему глаза из глазниц.
— Я устал, — я встал перед ним, загораживая обзор. Либо так, либо получить арест за нападение на племянника моего босса. — Мы перенесем наше занятие на другой день.
— Прекрасно, — сказала она, игнорируя возмущенный протест Линкольна. — Ты лучше концентрируешься, когда устаешь, верно?
Как... Профессор Эрлих. Я собираюсь убить его.
По выражению лица Алессандры я понял, что она не намерена сдаваться, поэтому не стал спорить дальше. Я уже давно научился выбирать свои сражения.
В конце концов Линкольну надоело на нее пристально смотреть — либо это, либо его отпугнул мой смертельный взгляд — и он оставил меня закрывать кафе.
— Разве у тебя нет других дел? — спросил я, когда мы с Алессандрой наконец расположились в кабинке. — Уже почти полночь.
— Как и говорила, я сова, — она одарила меня озорной улыбкой. — И я слышала, что молочные коктейли здесь действительно хороши.
Я фыркнул, сдерживая небольшой смех, который едва не вырвался наружу.
— А как же быть с тем, что ты здесь не ради еды?
— Формально это так, но я никогда не откажусь от коктейля, если мне его предложат.
— Ясно, — у нее должен был быть скрытый мотив для того, чтобы прийти сюда. Люди не идут на такие поступки по доброте душевной.
Алессандра, должно быть, уловила мои подозрения, потому что ее дразнящее выражение лица смягчилось.
— Послушай, я знаю, что ты мне пока не доверяешь, и я не виню тебя, но хочу прояснить одну вещь, — сказала она. — Я твой репетитор, а не твоя мать или инспектор. Обещаю, что сделаю все возможное, чтобы помочь тебе сдать английский, но это совместная работа. Тебе нужно работать со мной, и если ты действительно этого не хочешь – если ты чувствуешь, что я трачу твое время зря и ты предпочитаешь никогда больше меня не видеть, – тогда тебе нужно сказать об этом сейчас. Я не отказываюсь от своих учеников, но и не собираюсь заставлять их делать то, чего они не хотят. Поэтому скажи мне. Согласен ты или нет?
Меня пронзило удивление, за которым последовало неохотное уважение и что-то еще более неприятное. Это что-то образовало комок в моем горле и заблокировало мою мгновенную защитную реакцию.
Никто прежде не говорил со мной так свободно и спокойно. Никому раньше не было до меня дела.
— Согласен, — наконец сказал я с немалой долей нежелания. Возможно, это было притворство, и она уйдет, когда ее первоначальный энтузиазм утихнет. Она была не первой. Но что-то в глубине души подсказывало мне, что она останется, и это пугало меня больше всего на свете.
Плечи Алессандры расслабились.
— Хорошо, — ее улыбка вернулась, теплый луч солнца под флуоресцентными отблесками верхнего освещения.
— В таком случае давай скорее начнем, хорошо?
В течение следующих двух часов я понял, почему профессор Эрлих так хвалил ее. Она была чертовски хороша в роли репетитора. Алессандра была терпеливой, ободряющей и чуткой, но не снисходительной. Она также пришла более подготовленной, чем кто-либо, с набором маркеров для выделения, с карточками в форме буквы L для обозначения разделов учебника, и фокусировки моего внимания, а так же диктофоном, чтобы я мог прослушать наш урок в любое время.
Самое удивительное, что это помогло. По крайней мере, это сработало лучше, чем мои обычные методы: стиснуть зубы и упорствовать, используя грубую решимость.
Единственным недостатком было то, насколько отвлекала сама Алессандра. Если она говорила слишком долго, я терялся в ее голосе, а не в словах, и каждый раз, когда она двигалась, вокруг стола доносился слабый запах ее духов, затуманивая мои мысли.
Господи. Я был взрослым мужчиной, а не влюбленным гормональным подростком. Соберись.
Я потянулся за синим маркером одновременно с ней. Наши пальцы соприкоснулись, и по моей руке пробежал электрический ток.
Я отдернул руку, как будто меня обожгли. Щеки Алессандры покраснели, напряжение охватило простор нашей кабинки.
— Уже поздно. Нам пора идти, — мой голос звучал холодно, хотя мое сердце с пугающей силой билось о грудную клетку. — Завтра утром у меня занятия.
— Хорошо, — Алессандра собрала свои материалы обратно в сумку, ее лицо все еще светилось румянцем. — У меня тоже.
Никто из нас не произнес ни слова по дороге обратно в кампус, но мой мозг не мог перестать прокручивать в памяти то, что произошло в кафе.
Мягкость ее кожи. Заминка в ее дыхании. Крохотное, почти незаметное учащенное сердцебиение в ту миллисекунду, когда наши руки соприкасались, за которым последовал неожиданный шок для моего организма. Я обвинил в этом полное истощение. Никогда еще я не реагировал так остро на такое маленькое прикосновение, но тело под воздействием стресса совершает странные поступки. Это было единственное объяснение.
Алессандра остановила машину перед моим общежитием. Мы уставились на внушительное кирпичное здание, и прошла еще одна неловкая пауза, прежде чем я нарушил молчание.
— Спасибо, — слова прозвучали жестче, чем хотелось бы. Я не привык благодарить людей; они редко делали что-то, что заслуживало бы искренней признательности. — За то, что подвезла, и за то, что пришла в кафе. Тебе не обязательно было это делать.
— Пожалуйста, — на лице Алессандры вновь промелькнуло прежнее веселье. — Одни только виниловые кабинки и флуоресцентные лампы того
