я боялся, что Алекса подумает обо мне, что я страдаю грехом обжорства.
Впрочем, наверное, мужчине это простительно.
Съев пятый или шестой пирожок, я поблагодарил бабу Машу за «вкуснятину» и вышел из-за стола.
Алекса предложила мне сыграть в «нарды»: эта настольная игра хранилась у Марии Тимофеевны в шкафу.
Я согласился, хотя вовсе не умел играть.
Алекса отчего-то догадалась сразу, что я не умею играть (может и, в правду, маг) и потому ещё до начала игры, начала объяснять мне правила, чего я её вовсе не просил делать.
Я внимательно выслушал девочку, поняв, что игра не так уж сложна. Но во время первой партии, нередко испытывал конфуз (кажется, это слово любит употреблять моя мамочка), от того, что у меня не всё сразу получалось.
Алекса относилась к моим заминкам терпеливо, помогала мне, что-то начинала объяснять заново.
Я подумал, что из неё вышел бы неплохой учитель и высказал эту мысль вслух, на что Алекса лишь махнула рукой.
– Какой с меня учитель. Я равнодушна к детям!
Такое признание меня немного покоробило. Как можно быть равнодушной к детям, особенно, когда ты девочка?
Даже я – мальчик, очень любил детей.
Заметив моё смятение, Алекса быстро проговорила:
– Своих я, пожалуй, детей буду любить, а вот чужих…
Я засмеялся в ответ.
Саша чуть улыбнулась и вновь погрузилась в игру.
Через две минуты, она сказала:
– Ну всё, ты меня сделал!
– В каком смысле? – испуганно пробормотал я. – Что значит сделал?
– Выиграл!
Такого я не ожидал и захотел сыграть в «Нарды» ещё раз, чтобы укрепить свои позиции.
– Не повезло в футболе, повезёт в нардах! – сказала Алекса.
Телефон мой зазвонил.
– Что, домой пойдешь? – не глядя на мой телефон, сказала Саша. – Ну что ж, иди!
Меня стала убивать догадливость девочки. Звонила и, в правду, мама. Она ждала меня домой.
Впрочем, может это была обычная логика. Но как Алекса тогда догадалась, что я не умею играть в «Нарды»?
Я начал собираться домой. Алекса вышла в коридор провожать меня.
– Слушай, что ж я не догадалась? Подожди минутку!
Она помчалась зачем-то на кухню, вынесла мне в салафановом пакетике три пирожка.
– Возьми, – сказала она мне. – Угостишь своих папу и маму, и сам попьешь с чаем!
– Спасибо, – ответил я Алексе.
– А… брата у тебя нет?
– Нет. Я один.
– Ну тогда, ладно…
– Я пойду!
– Пока!
Алекса подошла к двери, сама открыла мне её. Я выбежал из квартиры, девочка помахала мне вслед рукой.
Я спустился вниз по лестнице, открыл дверь подъезда, стоял тихий летний вечер.
Я не спеша стал идти домой. Мне никто не встретился по пути, городок словно вымер, в нём как будто совсем не было людей.
Я шёл и вспоминал весь сегодняшний день, поцелуи с Алексой, неудачную игру в «футбол», вечерний чай и приходил к мысли, что сегодняшний день, несмотря на какие-то не очень приятные моменты нравился мне гораздо больше предыдущего.
10 глава
Тревога
На следующий день мы вновь играли в футбол. На этот раз мы выиграли своих противников, со счетом 7: 15 в нашу пользу остановили игру.
Алекса, и в правду, оказалась на редкость сильным игроком. Ни в чем не уступала нам – пацанам.
Мальчишки приняли Алексу хорошо и она, к моему удивлению, ничуть не задавалась, хотя была старше нас, кого на два, а кого и на три года.
После футбола мы, как обычно, посидели на стадионе, похрустели чипсами, вспоминая нашу замечательную игру.
Алекса смеялась, шутила, кого-то пародировала, а я смотрел на неё и молчал. Какое-то непонятное чувство тревоги, грусти появилось у меня. Я не мог понять, с чем это было связано. Вроде всё было хорошо: лето, теплый день, друзья, но словно что-то пугает, что-то тревожит, от чего-то испытываешь дрожь в коленках.
Я не мог веселиться, не хотел смеяться. Какое-то смутное предчувствие поселилось у меня в душе.
К счастью, никто не заметил моего грустного настроения.
Я поднялся с травы, сказал, что уже поздно, и все, вслед за мной, стали собираться домой.
Я взял Сашу за руку, и мы с ней вдвоем пошли отдельно от пацанов.
Алекса находилась в приподнятом настроении.
– Какая классная игра! – говорила она мне. – Какие мы молодцы!
– Ты была лучше всех! – отвечал я Алексе.
– А как мы забили им последний гол. Ты запомнил?
– Конечно, запомнил!
Мы проводили всех мальчишек по домам, после чего я отдельно привёл к дому Марии Тимофеевны Алексу.
Она мне помахала рукой и, сказав веселым голосом «ещё увидимся», забежала в дом.
– Конечно, увидимся, – уныло пробормотал я в ответ.
Когда Алекса захлопнула дверь подъезда, я не ушел к себе домой, а сел на лавочку и минут двадцать смотрел на синее ночное небо.
Было уже часов одиннадцать вечера, но домой идти мне не хотелось.
Я просто сидел, смотрел на небо и ни о чём не думал…
Через два дня я понял, отчего у меня появилась непонятная тревога. Спустя два дня после той доблестной игры Саша мне внезапно сказала:
– Сегодня вечером я уезжаю.
– Куда? – удивился я.
– К себе домой – в Москву.
– Зачем? – растерянно пробормотал я.
Саша мне начала объяснять, как маленькому, что в Москве её ждут дела, что там она живет, учится, что там живут её родители.
– Ты такая красивая. Я… лучше тебя не встречал, – прошептал я, прервав девочкины объяснения.
– Правда?
Это был глупый вопрос, не знаю, зачем она мне его задавала.
– Правда. Я тебя очень-очень люблю!
Признавшись Алексе в своих чувствах, я почувствовал какую-то сильную-пресильную грусть. Мне не было страшно, я не испытывал волнения, мне было грустно расставаться с любимым, дорогим мне человеком.
– Сейчас она уедет, а когда приедет неизвестно, – подумал я.
– Спасибо тебе! – сказала мне Саша.
Она взяла меня за руку, и, не глядя мне в лицо, пробормотала:
– Ты очень славный, очень добрый. Правда. Ты…ты хороший. Я не знаю… Не знаю, не понимаю, что к тебе испытываю, но не хочу обидеть тебя… Ты мне нравишься, правда. Ты мне нравишься. Но я не знаю, что у нас с тобой выйдет!
Говорила Алекса очень по-взрослому. Настолько по-взрослому, что я начинал её смущаться. Но грусть пересиливала всё. Больше всего в эту минуту я испытывал грусть, все другие чувства будь то смущение, робость отходили на второй план.
Саша поцеловала меня в щёку.
Это было для меня ещё одним подарком с её стороны.
После этого девочка отошла от меня, начала заходить в подъезд.
Мне захотелось ей крикнуть «стой»,
