— …несмотря на них, — упрямо продолжал я, — я — довольно неплохой водитель. Но дорога — дерьмо. Одни колдобины, и вот я думаю…
— Ты уже говорил, что “думаешь”, Жорочка. О чём?!
— Есть два варианта, Свет. Первый — ослабить рессоры. И трясти будет мягче, но есть риск.
— Если колдобина слишком сильная — мы посадим Автобус на брюхо?
— В общих чертах — да.
— А аккуратнее ехать?
— А не видно ни черта, Свет, на нашей скорости. Можно её сбавить, об этом я тоже думаю.
— Так, раздолбанная дорога — мало ездят. Мало ездят — мало людей. Мало людей — мало, а то и вообще нет, мутантов, — провела логическую цепочку Светка. — Сбавляй скорость, Жора, — барственно распорядилась она.
— Это предположение, Свет. А мутантов может быть…
— Жора, ты разх… раздолбаешь Автобус через день такой езды, про нас даже не говорю! И встанем чиниться, не имея возможности уехать. Тебе не кажется, Жорочка, что “мутанты, которые могут быть” немножечко опаснее, когда ты будешь чинить раздолбанное?
— Мне это не кажется, Света. Я это точно знаю, — хмыкнул я.
И стали мы двигаться медленнее, почти без тряски, но километрах на тридцати в час, от чего уже я нервничал. Так и пронервничал до вечера, причём пакостей или аварий никаких не случилось. Кроме самого места ночёвки: в прошлую ночь мы останавливались на поляне, даже заминировали подходы слегка. Ну и спали спокойно, даже Светка подремала.
А сейчас выходило, что буйная растительность стенами обступала шоссе, просветов толком не имея. И минировать окрестности — дело глупое. Свиноты в лесах коварно хрюкают, выгонят на минное заграждение несчастных зайцев или мирных травоядных волков. И спать нам помешают свински, и мины подорвут.
Конечно, не гарантированно, что так будет, но и совсем не исключённый вариант. Так что Светка, хоть и хихикала ехидно на тему наглого бекона, но в обсуждение включилась. И в итоге заночевали мы посреди шоссе — иных вариантов не наблюдалось.
Нервно, но уже поспокойнее: дорога была засыпана ветками, клубника перекидывала через неё лозы. В общем, мутантов мы не особо опасались, да и за ночь всячески укрепили товарищеское взаимопонимание и сотрудничество, чутко вслушиваясь в окружающее пространство не задействованными в общем процессе слуховыми органами.
А вот с утра меня встретила мерцающая надпись, стоило только проснуться:
Опасность! Нерегламентированная работа УСЧ! Носителю настоятельно рекомендуется посетить кибер-бионический медицинский центр!
— Ну ты не паникуй особо, — отмыслил БАППХу я. — Ну отключился я, когда ты про эту гадость сообщил — велико дело.
Доклад носителю: часть нейрохранилищ УСЧ повреждены, и хранящиеся на них данные уничтожены.
— Стоп, как повреждены?! — естественно, всполошился я. — Ты давай детальный доклад, что ты там у меня в мозгах нахреновертил!
Впрочем, по мере доклада ассистента, всё оказалось не так страшно. Но и ни черта не радужно: в состоянии стресса-фобии мой мозг… перехватил контроль над частью хранилищ данных БАППХ. Согласно докладу ассистента, его проектировщики в принципе не рассматривали подобную нейро-эмоциональную активность. И, если мне как мне — ничего страшного, просто появились некоторых отделы мозга, в которые я могу дополнительно запоминать, то ассистенту и нашему с ним симбиозу — не очень.
Сейчас пролюбилась в никуда часть информации. Самое поганое — БАППХ вообще не знает, какая она была. Он хоть и нейро, но вычислитель, ну и память у него, соответственно, в подобных хранилищах. И при утрате никаких “смутных воспоминаний” нет как факта.
Правда, сейчас себя от моих могучих мозгов БАППХ будет защищать сильнее, ну и займётся разбором и каталогизацией. Чтобы понять, что ухнуло в никуда (по косвенным отсылкам в оставшихся базах), что осталось, и как нам со всем этим дальше жить и взаимодействовать.
А я печально констатировал, что после (да и во время) похода под Ковров началась какая-то сволочная невезуха. Вот просто жопа на жопе, жопой погоняет, причем к жетонам эти жопы отношения не имеют.
К моей искренней радости, никаких новых сволочизмов в ближайшие дни не случилось: мы вообще толком не видели не то, что мутантов, но даже фауны. Да и лес по обочинам менялся, стали появлятся хвойные деревья (и не ананасоносные елки), да и, на удивление, лес становился всё более высоким. И клубника с малиной потихоньку сошла на нет.
Вообще, в этом новом лесу, который иначе, чем тайгой, и не назовёшь, может и фауна новая, нам неизвестная, быть, и много всякого разного. Но не полезешь — не узнаешь, а лазить по тайге у нас со Светкой никакого желания не было. И без того дел хватало.
Хотя отметил я один не слишком хороший звоночек: Светка, отойдя от переживаний и наладив наши взаимоотношения, стала время от времени бросать взгляд на отсутствующую руку. А после этого — стервозничать особенно ядовито.
В общем, тоже задачка, но сначала надо добраться до Сталедара.
Километры летели, и ничего нам в маршруте до этого города-новостроя не препятствовало. Даже пара мостов, которые мы преодолели по дороге (а на одном вообще заночевали — безопасно), никаких сюрпризов не преподнесли.
Так вот, уже километрах в трёхстах примерно от нашей цели: дня полтора-два нашим неспешным темпом, вдруг телеметрия выдаёт на дисплей кучу данных. Я тормоз в пол, вглядываюсь, Светка, свесившись с сидушки, тоже.
— Взрыв, выстрелы, не один, причём, — констатировал я. — Километра три примерно, за поворотом дороги.
— Готова, — сообщила Светка, поудобнее устраиваясь на сидушке пулемёта.
Поехал я потихонечку, готовясь к неприятностям, вглядываясь в телеметрию, как вдруг — аж земля задрожала! А из-за поворота клуб взрыва!
— Распад? — напряжённо бросила Света, не высовываясь из башни.
— Не похоже, тяжёлых частиц нет, — не менее напряжённо ответил я.
Взрывы и канонада тем временем прекратились. А я через минуту уверенно дополнил:
— Точно не ядерный, Свет. Чистый взрыв. Но что там так взорвалось…
— Сейчас узнаем, — логично отметила Светка. — И Жора, мне это не нравится. Будь готов дать задний ход.
— Нет, Света, — подумал я, разворачивая Автобус. — От такого — если и драпать, то прямым ходом.
— Согласна, — отозвалась Светка, разворачивая башню.
И дальше Автобус шёл задним ходом — а то реально страшновато, громыхнуло там мощно. Но за поворотом никаких вражин не обнаружилось. Как и боестолкновения. Только его следы: покореженное, буквально вбитое в размочаленный синтоасфальт тяжёлое шасси. И обломки в округе, и затухающие языки пламени на деревьях — гореть лес отказывался категорически, что правильно делал.
— Свет, в округе ничего живого, — растерянно констатировал я, вглядываясь в телеметрию. — На километре — минимум.
