Глава 7
В ту ночь Тимофей не спал. Он не мог заснуть, настолько эмоции переполняли его. После прочтения письма от Светы Алексеевой и получения вслед за этим ее фотографий, совсем не таких как были помещены на сайте знакомств, а вполне профессиональных, изображающих во всей красе молодую фигуристую голубоглазую блондинку, смятение чувств обрушилось на Тимофея. Сердце его бешено колотилось, а мозг отказывался рассуждать здраво. Мужчина волновался и рефлексировал.
Сердце кричало ему о том, что нужно немедленно выслать Светлане свой телефонный номер, связаться с ней, даже поехать к ней сквозь ночь на машине, пусть это и не близко, утешить ее, предложить помощь и поддержку, быть рядом с ней и помогать ей во всем, невзирая на количество возможных проблем… Разум же кричал не менее громко о том, что не нужно быть дураком, что все эти ее письма – не более, чем очередная «разводка на жалость», какое-то изощренное и пока не очень понятное «кидалово». Разум был неумолим: «Вот видишь, там куча детей, значит, она ищет спонсора. А ты, значит, такой лох, что хочешь быть спонсором для каких-то чужих детей? У тебя своих проблем мало? Неужели тебя не учит жизнь? Неужели до сих пор не понял, насколько хитры и расчетливы женщины?» Как всегда, Тимофей пытался найти компромисс между чувствами и здравым смыслом. С трудом он принял решение не посылать пока номер своего телефона, а продолжить рассказывать о своей ситуации подробнее и понаблюдать реакцию Светланы. К утру он написал и отправил девушке очень откровенное письмо о себе. Такое он еще никому из знакомых, друзей и даже большинства родственников, никогда не то, что не писал, но и не рассказывал. О фактах его жизни, перечисленных Тимофеем в том письме Светлане, знали лишь обе его бывшие жены, мама и отчим.
Привет, Светочка!
Меня тронуло твое письмо. Мне очень жалко тебя, причем, я на сто процентов понимаю твою ситуацию с дочерью. Связь матери с дочерью – это святое, это больнее, чем у меня. Я сам прошел через подобное, я прекрасно помню злые глаза моей дочки Эльзы в тот последний раз, когда мы виделись с ней. «Уходи, папа. Неужели ты не понимаешь, что тебя здесь никто не ждет? Неужели ты не понимаешь, что я не хочу тебя больше видеть?» – Так сказала мне дочка при нашей последней встрече.
Мама и бабушка очень постарались, чтобы настроить ребенка против отца. Против меня, дурака, который при разводе оставил бывшей жене и дочери две шикарные четырехкомнатные квартиры с евроремонтом в центре Питера и кучу денег впридачу, лучшую половину своей материальной базы, создаваемой тяжелейшим трудом, порой с риском для жизни, в лихие девяностые. Причем, эта женщина, мать моей дочки, не работала за всю свою жизнь ни одного дня…
Знаешь, я рос почти без отца. Он был геологом и всегда в экспедициях, а когда мне исполнилось двенадцать, у отца «обнаружилась» любовница, и родители развелись. Но на мне это отразилось лишь «обратным эффектом», – я всегда был верен своим женщинам.
Я надеялся прожить с первой женой до конца жизни, иного даже и помыслить не мог, иначе не стал бы я оформлять на нее недвижимость. Так бы и было, мы счастливо прожили больше десяти лет, но настолько «дурное» влияние подруг я предусмотреть, конечно, не мог, и последние годы нашего брака стали сущим кошмаром.
История вопроса слишком длинная, она уходит в 1990-е годы, когда я, будучи в эмиграции в Израиле, работал по шестнадцать часов и содержал на полном иждивении свою бывшую жену Катю. Она не проработала за всю жизнь ни одного дня, я же, помимо полного довольствия, купил себе и жене в Беер-Шеве, городе семи колодцев посреди пустыни Негев, двухкомнатную квартиру и сделал там полный ремонт.
Спустя какое-то время я ту квартиру продал и приобрел трехкомнатную с опцией на достройку (там были к дому пристроены бетонные основания в виде огромных балконов, которые можно было застеклять) в городе Лод, в библейской Лидде, рядом с гробницей Святого Георгия. За год я пристроил к квартире еще две комнаты и после этого продал ее, увеличив свой доход втрое.
Поскольку я все это время продолжал работать (правда, пару раз при переездах из одного города в другой я оформлял пособие по безработице, но весьма приличное), то большая часть из суммы от продажи осталась мне. Часть же ушла на налоги и возврат беспроцентного льготного кредита, который я брал в банке – там эта льготная ипотека называется «машканта».
В 1995 году у моей жены Кати умерла в Санкт-Петербурге бабушка, и в январе 1996 мы с ней приехали получать наследство, поскольку половиной 3-х комнатной кооперативной квартиры владела бабушка, а другой – мать Кати, Инна Алексеевна. Здесь следует пояснить, что я не желал возвращаться в Россию, а намеревался переехать из Израиля в Канаду. Но тут случилась эта «оказия» с наследством моей жены в Питере.
По приезде в Питер, жена и теща стали уговаривать меня вернуться в Россию. Они быстро смекнули, что смогут в России еще лучше жить за мой счет, чем в Канаде, а я-то этого не понимал, решил, что моей женой движет проснувшаяся внезапно любовь к Родине. Я согласился, выкупил тещину половину квартиры, купив ей взамен однокомнатную, а в конце января купил и оформил на жену четырехкомнатную квартиру в центре города.
В конце января мы вернулись в Израиль с твердым намерением закончить там все дела и затем перебраться в Питер. Тут выяснилось, что моя жена забеременела. Пришлось отложить переезд и снять просторную квартиру в Тель-Авиве, поскольку рожать в Питере Катя панически боялась. Чтобы было кому присматривать за моей беременной женой, мы взяли к себе родителей – мою маму и отчима.
1 августа в лучшей израильской клинике в Рамат-Гане, родилась Эльза. Я при родах присутствовал, держал жену за руку и лично перерезал пуповину. Но, как показала жизнь, это для моей жены не значило ничего, напротив, вскоре она вступила на путь предательства.
Когда дочке исполнилось одиннадцать месяцев, мы приехали в Питер. Был август 1997. Желая получить литературное образование, – а я писал всегда, сколько себя помню, – я в 1998 г., не работая, но имея достаточную ренту от сдачи квартиры, поступил в вуз. Мое желание учиться на редактора моей жене не понравилось. Она тоже вдруг восхотела быть образованной хотя бы на бумаге, и заставила меня оплачивать ее обучение.
Со временем Катя стала вести богемный образ жизни, посещать ночные клубы. Я же, как последний дурак, встречал ее пьяную в середине ночи на машине, у меня тогда была темно-вишневая «Нива», хотя мог купить в то время очень дорогую машину, но я был скромен.
По просьбе Кати я купил коттедж в пригороде (хорошо, что на свое имя), но этого ей было мало: моей жене возмечталось жить в центре города. Квартира в центре, купленная ранее, для этих целей ей не годилась: она была в бельэтаже во дворе-колодце и отделана в стиле офиса. Там я разместил, открытое мною, издательство. Как издатель, я выпускал эзотерический журнал «Хрустальный мир» и поэтические брошюры. Но мое издательство просуществовало менее года – Катя безосновательно приревновала меня к девушкам-студенткам, которые там работали, упрекнула в растрате семейных денег на бизнес. Она устроила грандиозный скандал с битьем посуды, и все мою фирму разогнала. С этого момента наши с ней отношения начали стремительно разваливаться. В ответ на ее несправедливые упреки я закрыл, бросил институт и уехал к маме в Тель-Авив, зарабатывать дополнительные деньги, – цены-то росли, – на воплощение ее мечты жить в центре города, ведь я все еще ее любил!
