«о подписанном договоре»[77], что этот факт официально подтверждали и Г. В. Чичерин и члены Политбюро[78], текста договора (какого-либо его варианта, кроме вышеприведенного текста телеграммы), до настоящего времени никто не видел. Это тем более удивительно, что В. К. Винниченко утверждает, якобы документ подписали В. И. Ленин, Г. В. Чичерин и С. П. Мазуренко. В биохронике В. И. Ленина такого факта не зафиксировано. Да и едва ли он вообще мог иметь место. Хотя в революционное время не вполне придерживались правовых, дипломатических канонов, кажется весьма маловероятным, чтобы советская сторона пошла на такую впечатляющую «протокольную» асимметрию: согласиться поставить под суперважным государственным документом подписи главы правительства государства и главы чрезвычайной миссии, просто не наделенного соответствующими полномочиями. Последнее подтверждается как документом, выданным С. П. Мазуренко, так и его неоднократными ссылками на то, что он не имеет возможности продолжать переговоры, не зная, что ему в конкретных обстоятельствах может разрешить официальный Киев. В частности, соглашаясь на отправку в Украину телеграммы с достигнутыми условиями, С. П. Мазуренко попросил В. Р. Менжинского «передать официальное заявление Российскому Советскому Правительству о том, что он, Мазуренко, не имеет полномочий Директории вести переговоры с правительством Раковского – Пятакова и что после падения Киева он, Мазуренко, слагает с себя ответственность за возможность выполнения вышеуказанного полномочия. Т. Мазуренко заявляет, что Миссия УНР просит приостановить дальнейшие переговоры вплоть до получения директив от своего Правительства»[79].
Что же касается В. И. Ленина, то не только неизвестно о его прямой причастности к переговорам, подготовке итогового документа, а и к борьбе, которая вроде бы имела место в Политбюро ЦК РКП(б) относительно украинских проблем. Опять-таки известно лишь о том, что лидеры КП(б)У и советского правительства Украины обнаруживали определенное несогласие с линией поведения официальной Москвы, допускали, даже, временами ослушание, которое детерминировалось логикой развития событий в Украине. Так что и здесь В. К. Винниченко, очевидно, кое в чем смещал акценты.
Не все точно и с передачей того, как и почему договор не попал в руки Директории. По версии В. К. Винниченко, С. П. Мазуренко передал текст документа телеграфом в Киев и «попросил ратификации Директорией этого великого акта. Его сообщение принял С. Петлюра, который заведовал военным телеграфом, но Директорию об этом не известил и ратификации договора, конечно, не произошло. С. Мазуренко несколько раз добивался ответа, но не мог получить его Он хотел возвратиться на Украину, чтобы лично привезти заключенный договор, но по приказу Главного Атамана С. Петлюры его на границе не пропустили в Украину. И, таким образом, этот огромной весомости акт для нашей государственности был скрыт от украинства и вся дальнейшая борьба за него пошла по такому несчастливому для нас направлению. Москва, не дождавшись ратификации мирного пакта, считая молчание Директории за нежелание мира, возобновила военные действия, заняла Киев, осуществила натиск на разбитую украинскую армию и вытеснила ее за границы Украины в Польшу»[80].
К тому же бывший глава Директории прибавляет, что он узнал позднее, почему оставленный петлюровскими войсками Киев «более недели» не занимался красными, что это было сделано по приказу Москвы «не нарушать перемирие, ждать конца мирных переговоров»[81].
Опять многие моменты не соответствуют действительности (личное путешествие С. П. Мазуренко в Киев, хотя он не отлучался из Москвы), или не могут быть подтверждены (поступки С. В. Петлюры, приказы Москвы). Есть и хронологические несовпадения: готовый договор не мог ни передаваться телеграммой для ратификации в Киев, ни быть отправленным с посланцем, поскольку его физически просто не существовало до 4 февраля 1919 г.
Не хочется подозревать В. К. Винниченко в политической наивности, или же выдвигать обвинение в сознательной, прагматичной фальсификации событий, однако некоторые его утверждения понять, объяснить непросто. Так, скажем, он продолжал решительно настаивать на том, что подписанный между посланцем УНР и руководством РСФСР в феврале 1919 г. договор, стержнем которого было признание независимости Украины, не просто существовал, но и оценивался В. И. Лениным его сторонниками летом 1920 г. как реально действующий документ. А затем и его, В. К. Винниченко, визит, переговоры с партийно-советским руководством России в 1920 г. будто бы были прямым результатом признания ЦК РКП(б), СНК РСФСР договора с Директорией (это тогда, когда практически на всей территории Украины была советская власть).
Собственную же несговорчивость, или принципиальность, стремление получить реальные рычаги для украинизации республики В. К. Винниченко расценивает как повод, которым воспользовались Л. Д. Троцкий, его сторонники, добившись победы над умеренной по отношению к Украине позицией В. И. Ленина, дезавуировав достигнутые в феврале 1919 г. украинско-российские договоренности[82].
Однако возвратимся к событиям, связанным с деятельностью миссии С. П. Мазуренко, и обратим внимание на такие моменты.
На уже упомянутом заседании переговорщиков 4 февраля 1919 г. В. Р. Менжинский от лица российской делегации заявил о согласии перенести дальнейшую работу в Харьков и пообещал немедленно довести содержание договоренностей «до сведения Директории и правительства Раковского – Пятакова»[83].
Неизвестно, дошел ли документ в московском варианте до Винницы, а если и дошел, то попал ли в руки главы Директории. Доподлинно известно, что с содержанием соглашения, дополненного харьковским СНК и подписанного Х. Г. Раковским, смог первым ознакомиться член Директории Ф. П. Швец 10 февраля 1919 г.
В переданном из Харькова документе сразу сообщалось о соглашении с Директорией на посредничество СНК РСФСР на достигнутых в Москве основаниях: «Украинское Рабоче-крестьянское Правительство приняло братское посредничество Российского Советского Правительства относительно согласия с Директорией (об этом официально было сообщено наркомату иностранных дел РСФСР[84]) при условии признания таких принципов:
1) Директория признает советскую власть в Украине;
2) Строгая нейтральность Украины с активной обороной против войск Антанты, Деникина, Краснова и Поляков;
3) Совместная борьба против контрреволюции.
Эти основания были приняты Вашей чрезвычайной миссией под руководством товарища Мазуренко и их Российское Советское Правительство передало посредством радио, как нам, так и Директории. Мы уже заявили согласие на принятие этой платформы, а также на перенесение переговоров в Харьков с просьбой передать Вашей чрезвычайной миссии в Москве, что она на территории Украинской Советской Республики будет пользоваться всеми гарантиями дипломатической неприкосновенности и возможностью поддерживать связь с Директорией»[85].
Дальше в документе содержалась оценка тех процессов, последних событий, которые, с точки зрения советского правительства Украины, должны были быть учтены при подходе к присланному соглашению: «Взятие Киева украинскими регулярными советскими войсками, переход на сторону советской власти отрядов атамана Григорьева и других военных республиканских сил, общее восстание по всей еще не освобожденной Украине под лозунгом советской власти очевидно досказывают, что рабочие и крестьяне Украины решительно стоят на стороне советской власти. Мы убеждены, что перед этим убедительным фактом Вы будете считать дальнейшее пролитие крови бесцельным
