class="p1">Я повернулась, посмотрела в его ярко-голубые глаза и попросила:
– Спаси меня от моей жизни.
– На то мы и спасатели,– присказкой откликнулся он, пряча лицо в моих волосах.
Прощаясь у дома, когда уставший Владик уже вошел в подъезд общежития, Леша сказал:
– Я два дня работаю. А потом ты уезжаешь. Приходи вечером в парк. Хоть погуляем вместе. Буду ждать в 9 часов у газетного киоска.
И ушел, не дожидаясь моего ответа: то ли не сомневался в нем, то ли боялся отказа.
Конечно, я пришла. Владику сказала, что пошла на почтамт – звонить бабушке, тогда еще мобильная связь между городами была очень дорогая, звонили по старинке, заказывая время у телефонистки. Но сын так устал за день, что только лениво кивнул, не отрываясь от телевизора.
Алексей в светлой рубашке стоял у киоска. Я даже не сразу его узнала, так привыкла видеть в одних плавках. Рубашка ему не очень шла, как костюм герою Патрика Суэйзи в фильме "Привидение". Строгая и офисная одежда не для таких мужчин. Я тоже пришла в красивом выходном платье, и этот непривычный вид смутил обоих. Мы чинно пошли по дорожке парка, подбирая тему для разговора. Мимо пронесся малыш на самокате, неловко наскочил колесом на камень и полетел вперед, выпустив руль. Алексей молниеносным движением поймал его за ремень комбинезона, и поставил на ноги. Это профессиональное действие вернуло нас в привычный мир. Мы были те же Лиля и Леша, что и утром. Ровным счетом ничего не изменилось.
Мы гуляли по парку, сидели на скамейках под цветущими розовыми кустами, держались за руки. Я заметила, что меня больше не бьет током, когда он прикасается к моей руке, просто, если он ее отпускает, в теле начинается ломка. Как бы объяснить этому глупому телу, что это ненадолго, что это просто курортный ни к чему не обязывающий роман, и осталось нам всего два дня.
Алексей купил мне мороженое, сказав:
– Прости, но это единственное, что я сейчас способен тебе дать. Я очень хотел бы пригласить тебя в ресторан и подарить корзину цветов, но сейчас такое время, что я абсолютно не платежеспособен.
Я чувствовала, что ему нелегко дается это признание, но лезть к нему в душу с расспросами не стала. Тем более уже знала, что если Леша не хочет о чем-то говорить, то из него клещами не вытащишь.
В моей жизни и до этого не было ресторанов и корзин цветов, поэтому я не ощущала сильной потребности в них. Но как это объяснить Алексею, я не знала, не скажешь же, что мой муж считал это напрасным расточительством. Иногда мы с подругами ходили в кафе по праздникам, но я не была голодна, да и праздника сегодня не было.
На юге быстро темнеет, и в 10 вечера наступила ночь. Над дорожками зажглись фонари, переливались огнями немудреные аттракционы и шатер передвижного цирка. Мы остановились у ограждения, читая афиши и плакаты, Алексей обнял меня сзади за плечи.
– Цирк поставили. В субботу первые представления, а ты уезжаешь. Может, останешься?
Вопрос был риторический, но я все же ответила:
– Завтра же пошлю телеграмму на работу: «В связи с открытием цирка, прошу продлить отпуск».
Он рывком повернул меня к себе, с какой-то затаенной болью заглянул в глаза, и прижал мою голову к груди. Мы так и стояли посреди общего веселья, пережидая приступ боли от близкого расставания. Неужели все курортные романы такие? У меня это был первый, поэтому сравнить не с чем. Но если так болит душа, пока мы еще вместе, как же тяжело будет потом? Это не справедливо: расставаться, когда только-только нашли друг друга.
Алексей развернулся и повел меня за руку в сторону темных аллей парка, он шел так стремительно, что я едва поспевала за ним. Чем дальше мы отходили от освещенного центра, тем меньше людей попадалось нам навстречу, зато все гуще становилась растительность. Когда мы оказались в дальнем конце парка, Алексей свернул в беседку, так увитую разросшимися плетями роз, что я ее даже не заметила в темноте. Но как только мы оказались под их сенью, мужчина привлек меня к себе и стал жадно целовать, как измученный жаждой путник приникает к источнику воды. Я, не ожидавшая такого пыла в сдержанном Алексее, даже немного растерялась, но потом тело напомнило мне, что именно об этом оно мечтало по ночам, и я расслабилась. Действительно, ни с кем больше я не целовалось так сладко и так долго. Перед закрытыми глазами загорались радужные всполохи, играла, слышная только нам двоим, музыка, во всем мире для нас существовали только эти руки и эти губы. Когда мы оторвались друг от друга, Алесей посмотрел на часы и присвистнул:
– Почти одиннадцать. Мне придется уйти, в 23.15 отходит последний автобус до моего дома, а до остановки отсюда быстрым шагом минут 15. Если пропущу, потом только на такси, а денег на него у меня нет.
Я даже представить не могла, что он может сейчас уйти. Только не это!
– Останься, пожалуйста. Я дам тебе на такси, вернешь при случае.
– Мне чертовски стыдно, Лилька. Но я согласен. Я просто не могу сейчас тебя оставить. К тому же ты в темноте сама не найдешь дорогу обратно, а автобусная станция в другой стороне. Но я верну, обязательно верну!
Алексей сел на скамейку, увлек меня к себе на колени, и мы продолжили целоваться. Мимо беседки время от времени проходили веселые компании, кто-то орал песни пьяными голосами, кого-то звали, но все это происходило за пределами нашего увитого розами мира.
В два часа ночи Леша привел меня к дверям общежития. В пять ему надо было выезжать из дома на работу.
Остаток ночи я спала крепким счастливым сном.
День двенадцатый
Алексей ждал меня утром у лестницы на пляж. Я не упала! Но все равно, он заключил меня в объятья. Судьбе больше не надо было подкладывать мне под ноги косточки абрикосов, мы нашли друг друга.
В этот день мой спасатель старался как можно чаще подходить к нам. Когда пришло время морской прогулки, и лодка уже покачивалась недалеко от берега, Владик стал просить взять с собой Павлика. Виктор, посмотрев на напарника, быстро нашелся:
– Так, мальчики – налево, девочки – направо. Леша с Лилей поворачивают направо, их сектор- до утесов, а я с ребятами инспектирую левый сектор- до причала. Айда, мальчишки, поможете мне вторую лодку вытащить, – и
