— Пррриведи прример, — потребовал Тимур. — Как это могло бы выглядеть?
Кролик посмотрел на Тимура как на дурака. Но тут же отвёл взгляд.
— Да обычная любовная история, — начал он. — Ну, скажем, как у Тухес-Лобио… У индюшки рождается индейка. Мать её, естественно, выгоняет из дому. Птичка бедствует, чуть не замерзает, но её спасает дрозд. У них развиваются отношения, но к индейке начинает приставать кот. Который говорит, что любит её, а на самом деле хочет девушку сварить по особому рецепту, в молоке матери её…
— У индюшек молоко горррькое, — сказал Тимур. — И вообще это ерррунда какая-то. Кто это будет смотррреть?
— Электорат! — это кролик сказал с полной убеждённостью. — Если уж Тухес-Лобио читают массово! А читать ведь это труд! Ну а тут никакого труда — спишь себе и всё!
— Дураки, может, и будут, — подал голос Кокотюха. — А умные?
— Умные любят расслабляться так же, как и дураки, — столь же уверенно сказал кролик. — Это как за ушами чесать. Будь ты семи пядей во лбу, а за ухом почесать приятно.
Текущая реальность. УЖ, ПРОСТО УЖ
— Ты просто ленишься! И не желаешь делать то, что я велю! За это ты будешь наказан! — Мальвина самодовольно встряхнула кудрями.
Артемона обуяли противоречивые чувства.
Мальвина вкрай офонарела, и терпеть это не было сил никаких. Пуделя трясло от злости, он только не мог решить, что бы такое сделать. То ли устроить Мальвине сцену. То ли башку ей свернуть. То ли вообще пойти в комнату 666 и выжечь тут всё нахрен каким-нибудь жёстким излучением.
Он не успел прийти ни к чему определённому, когда жаба вдруг сказала:
— А нужен обязательно маленький? Уж не подойдёт?
— Уж кто не подойдёт? — уточнила Мальвина.
— Уж. Просто уж, — ответила жаба. — Это такая змея. Тут у нас в подполе живёт, я с ним общаюсь по своей тематике. Он мечтает умереть ради великой цели.
С ЭТОГО НАДО БЫЛО НАЧИНАТЬ
— Это всё, конечно, очень занима-а-тельно, — сказал Выгрызун, зевая во всю пасть. — Только ты мне вот что скажи — кто за это заплатит? Театр устраивать, потом спектакль в эфир гнать?
Все посмотрели на кролика с интересом. Тот нисколько не смутился.
— В конечном итоге заплатят зрители. Потребуются только небольшие начальные вложения. Смотрите сами. Назовём каждый выпуск серией. Первая серия бесплатно. Вторая тоже. Третья — сольди. Четвёртая — два сольди. С седьмой-восьмой — уже четыре. А двадцатая по пятьдесят. Плюс всякие дополнительные серии за специальную цену. Улавливаете?
— Схема знакомая, — промурлыкал Кокотюха.
— А ты, парень, не барыжил ли часом опиатами? — поинтересовался Харлампий Фотиевич.
— Да зачем опиатами, — кролик слегка удивился. — Схема всегда одна и та же. Подсаживание.
— Если всё так хорошо, зачем тут мы? — не отставал Выгрызун.
— Ну… Всё-таки вложения нужны. Я у вас денег не прошу… — зачастил он. — Но вы можете, — тут кролик несколько притормозил, подбирая слова, — убедить каких-нибудь коммерсантов финансово поучаствовать…
Выгрызун неожиданно улыбнулся во всю пасть, показав гнилые осколки зубов.
— Подудолить коммерсов? Это мы можем. Только ты покажи, где тут наш интерес. Я пока его не вижу.
— Хочу спросить, — подал голос Кокотюха. — А нельзя ли в этом сериале показать наших армейских… в правильном виде?
Кролик понял.
— Наших, наверное, нет. Губернатор может запретить. Или военные предъявят за неуважение. Но вообще каких-то армейских, как бы не наших, но похожих… ну, почему бы и нет? Мерзавец в мундире украсит любой сюжет.
Сан-Суси непроизвольно завиляла хвостом.
— И много кто ещё в мундире мог бы украсить какой-нибудь сюжет, — добавил Шершеляфак, переводя взгляд на Харлампия Фотиевича.
Тот недоумённо шевельнул ухом. Потом до него дошло.
— То есть, — сказал он, — если мы не дадим этим парням денег, они пойдут к армейским и будут срать на нас в эфире? С этого надо было начинать. Но если постанова такая, пусть отработают. Чтобы армейка была в говне, а мы в белом. Хотя нет. Нас не надо вообще. Просто чтобы армейка была в говне. В самом сраном говнище, которое только бывает.
Все зашевелились. Тимур аж привстал.
— У меня есть парррочка хоррроших идей, — сказал он, плотоядно облизнувшись.
— Мы рассмотрим все ваши пожелания, — пообещал кролик. — Очень внимательно.
ЗАМЕЧАНИЯ ПО ХОДУ
Насчёт снаряжения Сашки-Букашки. Планка Пикатинни — система рельсового крепления (кронштейн). Придумано, чтобы навешивать на стрелковку прицелы, но вообще-то годится для любых мелких приспособлений. Что касается фонарика: это был механический фонарик с динамой и лампочкой, который нужно жомкать, чтобы он светил. В старые времена такое приспособление называли "жучок", потому что он жужжал — ж-ж-ж. К страшным ЖЖЖ из Второй книги это глупое механическое ж-ж-ж отношения не имеет.
Когда происходило то, чего она хотела, она относилась к этому как к чему-то естественному.
Немецкая фраза (точнее, её начало), которую пытается понять Артемон — Die Zufuhr von Sauerstoff unter hohem Druck, "подача кислорода под высоким давлением". И это только начало! Полностью фраза занимала восемь строчек печатного текста и кончалась словом nicht.
Что касается попыток пса перевести немецкие слова — и результатов этих потуг. Артемон не знал дойча, но был знаком с французским и нижегородским. Слово Druck он понял как "печать", потому что у него в голове засело слово "друкарня" — "типография" по-нижегородски. Слово unter он понял как "недо" благодаря слову "унтерменши" и его синониму "недолюди" (нижегородское наименование москвичей). Единственное слово, которое он понял более-менее правильно — это "хох". В Тора-Боре пёс прошёл подготовку, которая включала в себя базовые команды на разных языках. Так что он знал, что "хенде хох" — это то же самое, что "руки вверх" (общий), "о ле ма" (французский), "ма" цабаль" (людское) и даже "дзеркере вер" (тайный язык грибовиков[4]).
По поводу бухты каната и многого другого. Артемон таскал с нижних ярусов много разных полезных вещей, а Мальвина этого не замечала. Когда происходило то, чего она и хотела, она относилась к этому как к чему-то естественному. Ей вообще было очевидно, что мир должен служить ей. Вот когда что-то шло не так, как она того желала — пусть даже по самым уважительным причинам — она впадала в дикую ярость. Однажды Мальвина наорала на Артемона за то, что, увлёкшись примеркой нового платья, сшитого Шепталло, она пропустила красивый закат. На резонное замечание Артемона, что надо было отвлечься от примерки, она заявила — "это дурацкое солнце зашло слишком быстро! сделай так, чтобы этого больше не повторялось!" Тогда Артемон это проглотил.
