Медленно переступала с ноги на ногу, не желая провоцировать хищника резкими движениям. Дан на целую голову выше меня, поэтому сперва я уткнулась взглядом в его грудь – широкую, равномерно вздымающуюся. Никакого мятежного биения сердца, как у меня, он был спокоен.
– Видишь, ничего страшного не произошло, – он не касался меня, но обездвиживал только одним властным тоном своего голоса.
Опасливо поднимая взгляд, сначала я увидела волевой подбородок, потом – плотно сжатые губы, и, наконец, остановилась на глазах. Невероятных усилий стоило выдержать их пронзительный взгляд. Дан словно проверял меня на прочность, пытался вытащить наружу все самые сокровенные тайны. Невольно я разомкнула губы, чтобы произнести потаенные слова, но меня остановило вдруг ставшее напряженным выражение лица.
– Мы виделись раньше, – без тени сомнений констатировал он. – Зачем ты пошла за мной?
С сожалением поняла, что он так и не смог вспомнить меня.
Дан терпеливо ждал, пока я облизала пересохшие губы, прочистила горло и едва слышно произнесла:
– Я обозналась. – Но ему этой короткой фразы ему было недостаточно. Он выжидательно смотрел, буквально требуя продолжения. – Ты похож на друга детства, – выдавила я из себя. И снова это было не то, что он хотел услышать. Хищник, как и в прошлый раз, чуть наклонил голову вбок, изучая жертву. Жмурясь от страха, я собиралась с силами: – Просто соседский парень, что жил рядом с домом моих родителей, – будто рассказывала о личном совершенно постороннему человеку.
Дан не узнал меня, и я была жалкой, когда пыталась воскресить в нем хоть-какие-то воспоминания.
– Продолжай, – произнес он более мягким тоном, похожим на просьбу. – Ты должна убедить меня, – голос вновь стал жестким, – что эта нелепая история правдива. – Его пальцы коснулись щеки: – Или я продолжу расспрос другими методами, – обманчиво нежно провел тыльной стороной ладони. – Поверь, тебе не понравится. – Я отшатнулась, мое сердце ускорило ритм от чистого животного страха. Дан с усмешкой хмыкнул: – Ты еще не поняла? Тебе со мной не справиться, – опустил руку мне на шею, словно напоминая, чем чуть не закончилась наша вчерашняя встреча.
Я, как затравленный зверек, угодила в западню, и в ужасе искала выход из нее, пока не вспомнила странный случай из прошлого. Тогда Дан буквально заставил меня зазубрить одну фразу, смысл которой я не понимала до сих пор. Он тогда сказал, что однажды это может спасти мне жизнь. Мне казалось это смешным. Какая опасность могла мне угрожать? И как пара слов убережет меня? Конечно, я не верила в их чудодейственность, но надеялась, что, возможно, они пробудят в Дане воспоминания о смешной соседской девчонке, и он освободит мою шею от стального захвата.
– Дик харна берн клиил Рих Этр, – быстро протараторила, надеясь, что ничего не перепутала.
Эта бессмыслица произвела на Дана невероятное магическое действие. Как заклинание, превращающее его в еще большее чудовище: все мускулы на лице напряглись, ноздри раздулись, дыхание участилось и стало поверхностным.
Он схватил меня за плечо, впиваясь пальцами в кожу, и начал трясти как обезумевший:
– Откуда ты знаешь этот язык? Кто тебя научил?
Я инстинктивно сжалась: что бы я сейчас ни сказала, он будет недоволен ответом.
– Ты! – выкрикнула.
Дан застыл, пальцы разомкнулись и я, освободившись, попятилась от него.
– Ложь, – произнес, словно найдя в этом оправдание себе. – Я не раздаю бездумно такие клятвы.
– Я не лгу, – без капли уверенности произнесла, чем больше его разозлила.
– Не смей произносить ее вслух, – его лицо неприятно исказилось от презрения, – ты не имеешь права.
– Нет, – отчаянно мотала головой и все пятилась, понимая, что вот-вот буду растерзанной. – Ты научил меня, Дан, – со слезами на глазах хваталась за последнюю надежду на спасение.
Вспомни же меня!
Он окончательно вскипел, приходя в животную ярость. В несколько шагов нагнал меня и схватил за горло:
– Имя! – потребовал он. – Как твое имя? Как я тебя называл? – В какой-то момент я перестала чувствовать пол под ногами. – Если ответ будет неверным, – медленно произнес, – без колебаний и сожалений убью тебя. Какие бы цели ты ни преследовала, я не позволю собой манипулировать.
Голова закружилась от недостатка кислорода, я задыхалась, не способная даже отбиваться.
– Ри… – хрипела, – Ри…
Пальцы разжались, и я привалилась спиной к стене. Мир перед глазами выглядел нечетким, но наполненный спасительным воздухом. Я плакала, но теперь не от страха, а от облегчения, что могу свободно дышать, что осталась жива.
Подняла затуманенный взгляд на Дана и столкнулась со жгучей яростью и … Отчаянием и бессилием.
– Ри-ри… – мое имя из его уст звучало словно мольба.
И я не смогла отказать. Забыла собственный гнев.
Я потянулась к Дану, но он, угадав мои намерения, покачал головой.Попыталась приблизиться, но мы словно поменялись ролями: теперь Дан пятился от меня, будто я пугала его больше всего на свете. С ужасом поняла, что сейчас его мучителем была сама я. Сердце больно сжалось. Как загнанный зверь он заметался по залу, словно не зная, спасаться ли бегством или рвать зубами того, кто так нещадно истязает его.
Его безумный, молящий остановить пытку, взгляд вынудил меня замереть … И отпустить.
Неподвижно наблюдала, как Дан резко развернулся и быстрыми шагами, почти переходящими в бег, покинул зал.
***
– Да-а-ан, — я медленно тянула, смакуя каждый звук.
Летнее солнце сделало лицо Дана еще более смуглым. Завидовала тому, с какой легкостью ложился на его кожу загар, даря карамельный оттенок. Я же могла часами валяться на солнце, и все, что получала, это ожоги. К моей бледной коже загар категорически отказывался приставать.
– Необычное имя, – размышляла я вслух. – Это сокращение? Или прозвище?
– Будем считать, что сокращение, – провел пальцами по гитаре. Он всегда так делал перед тем, как взять ее в руки.
– Даниель? – предположила я. Он улыбнулся так, будто мне никогда не угадать. – Ну как? – по-детски канючила.
– А ты любопытная, Ри-ри, – рассмеялся.
– Может, любознательная, – возмущенно поправила.
У него вечно от меня какие-то тайны. Это все потому, что он считает меня ребенком. Мне уже четырнадцать, я сформировавшаяся личность.
– Любознательные читают книги, – с его лица не сходила добрая улыбка, – а не изводят друзей расспросами.
– Неужели твое имя настолько ужасное, – скривилась, – что ты не хочешь его говорить?
