Но чужой опыт - это как неподключенный гаджет. Лежит новенький и красивый, а помочь тебе ничем не может.
И от этого очень плохо. Я слукавила, когда сказала Крис, что Никита ничего не дарил. Он сразу же настоял на покупке современного телефона, мотивируя тем, что мой доставать при людях стыдно.
И вот из-за этого телефона у нас и случилось .Никита устроил мне разнос.
- Рина, я тебе для чего купил телефон? Чтоб ты птичек фоткала? Пожалуйста, на здоровье. Но у телефона есть одна, самая главная функция, которая сформулирована в самом определении : Телефон - это средство связи!! Я тебе полдня не могу дозвониться -недоступен, видите ли! Во-первых, я волнуюсь, а во - вторых, мне нужно было узнать, где флешка.
Я растерялась, потому что не знала, как он отнесется к моему ответу. И сама считала себя дурой, но это так, для местного пользования, а если он это озвучит, будет плохо.
Хотя почему будет?! Мне уже и так плохо.
- Ник, ты не ругайся только, ладно? - я набираюсь решимости, чтоб рассказать все, но чувствую, ее не хватает. Кусаю губы, складываю пальцы в замочек, разжимаю и отчаянно боюсь разреветься.
- У меня украли телефон, - выдавливаю я и бросаю взгляд, жалобный и просящий сочувствия.
- Как украли?
- Я шла через парк, фотографировала, как ты говоришь, птичек. А там же знаешь, реконструируют его, дорожки делают, фонари меняют.
Подходят ко мне два рабочих в оранжевых жилетках, таджики или не знаю, кто еще, и с лицами, как у котика из Шрека, просят помочь.
- Девушка, простите, выручите, пожалуйста. Купите хоть за сколько монету. Вы только посмотрите в интернете, сколько она стоит, а нам бы хоть на еду.
И один достает какой-то целковый с изображением Екатерины II. Я не нумизмат, но понимаю: все, что выпущено больше двух веков назад, стоит денег.
- Нам зарплату не дают, кушать нечего, даже на доширак нет денег совсем. И бросить работу не можем - тогда совсем ничего не получим.
Мне стало ужасно жалко их. Я когда -то смотрела передачу, что они тут, и правда, дошираком питаются, живут в подвалах и заработанные копейки отправляют на родину, чтоб семью прокормить. Я им говорю:
- Монета ценная, отнесите в ломбард.
А они опять свое:
- В ломбард нельзя - начальник паспорт забрал. И люди нас обманут, мы же не знаем, сколько стоит. Посмотрите. И мы вам отдадим совсем недорого. Только гляньте. Нам совсем есть нечего.
Голод - не тетка. Это я знаю. Я вынула сто рублей.
- Вот возьмите, но я покупать ничего не буду.
- Спасибо. Спасибо. Но посмотрите, сколько стоит, чтоб нас не обманули. Я достала телефон, и пока одной рукой застегивала сумочку, они у меня его выхватили и разбежались в разные стороны. Вот поэтому я тебе и не отвечала.
Губы у меня дрогнули, жалко себя стало до ужаса.
- Ты вообще, нормальная? Развели, как лохушку! Ну это ж надо! Да какое тебе дело до них?! Каждый человек решает сам, как ему жить!
- Так что теперь, сочувствовать никому нельзя, что ли? К тому же, что может решить таджик, родившийся в кишлаке в нищей семье? Ты реально веришь, что он может покорить весь мир? Ты ж сам говорил, что у всех разный жизненный старт!
- Ты не путай - жизненный старт и твое глупое поведение. Срочно чини голову, иначе снова попадешь куда-нибудь со своей жалостью, потому что у лоха один и тот же гороскоп на каждый день!
Я почувствовала, что в носу защипало и слезы вот-вот хлынут из меня, как из прорвавшейся плотины. Если одна - две печали - я еще выдержу. Но реакция Никиты была, как последний камень, разрушивший эту самую плотину. Я наивная лохушка, у которой один и тот же гороскоп на каждый день.
Еле удержав всхлип, я рванула в ванную. Не собираюсь ему показывать свои истерики. Вот оказывается, как бывает! Солнышко, солнышко, а потом солнечный удар!
К счастью, не успела я совсем «изжалеть себя», как Никита, очевидно, понял, что перегнул палку. Я не классическая истеричка, поэтому дверь не запирала и воду на всю мощь не включала.
Просунув нос, Никита тихонько позвал:
- Черепашка!
Я подняла глаза и натолкнулась на извиняющийся, полный раскаяния взгляд.
- Мирись?! - и он выставил вперед руку со сжатым кулаком и отставленным мизинцем, что и означало на детском языке жестов «мирись».
Обида сдула свой капюшон, как успокоившаяся кобра, потому что глядя на этого великовозрастного балбеса, как выразился Влад, невозможно не заразиться его эмоциями.
- Ну, чего расстроилась?! Я же не со зла! Но ты и правда, такое учудила, что у меня в голове не укладывается.
- Так что теперь, вывести меня во двор и расстрелять за это?! - опять меня покоробило его непонимание.
- Ну зачем же сразу расстрелять? На первый раз можно и в угол поставить, - Никита смешно насупил брови, будто и впрямь решал судьбу обвиняемого.
Я устало вздохнула. Злиться на него просто невозможно. Может, потому, что он и, правда, не видит ничего дурного в своих словах?
- Ты хоть цыганок в дом не пускаешь перепеленать младенцев? - очевидно, моя глупость не давала ему покоя, и поэтому он опять не удержался от шпильки.
- Я -то не пускаю, а откуда ты знаешь вообще о цыганах? С трудом представляю, чтобы по Рублево-Успенскому шоссе табор проезжал, - я опять обиженно вздохнула.
- Да представь, я иногда и работаю, и приходится выезжать туда, куда самолеты не летают. А на вокзале иногда и встречаются они. Кстати, не дуй губы. Я понимаю, что ты не виновата. Это как раз и есть почти цыганский гипноз. Забалтывание называется. Их двое, они наперебой тебе талдычат, внимание рассеивается и вот.
- Нет, Никит, тут сработала элементарная жалость. Ты просто себе не можешь представить, что какое голод. Как это не иметь денег на еду, - голос у меня дрогнул, и я снова чуть не расплакалась.
- Черепашка, ты меня пугаешь, - понизив тон, Никита примостился рядом со мной на край ванны и накрыл своей ладонью мою руку. - Ты мне не рассказывала.
Конечно, не рассказывала. Это не поездки на Бали, это не шопинг в Милане, чтобы рассказывать о некоторых моментах жизни. Да собственно, в моей жизни ничего не было такого, о чем бы стоило рассказывать. Кроме, конечно, Турции.
- А ты уверен, что хотел бы знать, как я жила?
Что бы сейчас он ни сказал, но уверена я, в том, что благополучные люди совсем не хотели бы сталкиваться с таким понятиями как бедность, убогость, болезни и прочие «привилегии» большой части пролетариата. Если, конечно, такое понятие еще существует.
- Ну я знаю то, что мне поведала маман. Есть еще что-то?
- Есть, и поэтому я пожалела этих таджиков. Когда я приехала в Москву, у меня были смешные копейки. Потому что бабуля на пенсии, и финансировать мою столичную жизнь не может. Женька жила у очередного Лёсика, так что мне даже в долг взять не у кого было. И да, я практически голодала, пока не нашла первую работу.
