Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
– Я помню, чем это кончилось. Ты просил устроить коллоквиум, чтобы обсудить творчество этого самого Шоера в рамках изучения курса европейской литературы восемнадцатого века. Устроили. Ты выступал. Все восхищались, как ты смог отыскать этого поэта в книгохранилище. Одна-единственная книжка в Ленинке, на руки не дают. Ты распечатал стихи на листах и раздал их в группе. Клавдия Семеновна подробно разобрала стихи, участвовала в разговоре. Даже что-то припомнила из биографии этого немецкого поэта. А потом… Ты помнишь, что было потом.
Суржиков покраснел.
– Ага! Забыл! Или хочешь забыть! А я помню. В разгар бурных дебатов, когда все с увлечением обсуждали «изящество рифмы», а Клавдия Семеновна сказала, что еще появятся ученые, которые откроют Шоера широкому читателю, ты громогласно признался, что поэта выдумал, а стихи сочинял сам. Что врал, будто это переводы. Ты обманул и выставил на смех преподавателя, которая устала от твоего напора и, может, засомневалась, но, как всякий думающий и доверчивый человек, решила, что не может все знать. И даже что-то придумала о нем, сочинила какой-то факт его несуществующей биографии. Дабы… не ударить в грязь лицом перед студентами… Слабость, да. Но такая позволительная для пожилого педагога.
– Но стихи оказались хорошими!
– Для малоизвестного немецкого поэта восемнадцатого века? Да, они оказались вполне хороши. Дурным оказался поступок! Тебя, Вадим Леонидович, простили. Хотя твой поступок был скверным. Ты сверстникам мог морочить голову, хотя и это плохо. Но с преподавателем так поступать… Знаешь, мне иногда кажется, что Пчелинцева послана тебе как возмездие и наказание за ту твою историю и за обиду, которую ты нанес милейшей и очень компетентной Клавдии Семеновне. Она ведь тоже была профессором. Настоящим.
– А я что же, не настоящий?! – обиделся Вадим Леонидович.
– Настоящий. Но педагог пока неважный. Одним словом, любой ценой находи общий язык с Пчелинцевой.
Зоя Ивановна развернулась и вышла из аудитории.
– Заходи, Женя. И, пожалуйста, запомни, о чем мы с тобой договорились.
– Хорошо. – Пчелинцева кивнула головой.
Она вошла в аудиторию.
Суржиков уже сидел за своим столом и что-то писал.
– Итак, – сказал он, отрываясь от своего занятия, – вам нет нужды сдавать экзамен. В этом семестре по моему предмету у вас отлично. Оценка уже стоит в ведомости.
Пчелинцева остолбенела.
– А…
– Евгения Ильинична, – произнес Суржиков и, увидев, как передернуло Женю, поправил себя: – Евгения, думаю, наши миротворцы в лице Зои Ивановны даже не подозревают, как мы с вами ненавидим друг друга. Пусть это останется нашей тайной. Предлагаю свести все контакты на нет. Я знаю, что вы будете из упрямства, в ущерб остальным дисциплинам, зубрить мой предмет. И как бы я ни хотел вас подловить, поставить неуд или «удовлетворительно», мне вряд ли это удастся. Так что разумнее было бы договориться о ненападении. Ситуация патовая. Плохо будет, если вы станете лезть на рожон, цеплять меня на лекциях. Я же буду отмалчиваться и не дам вам шанса ввергнуть занятия в пучину склоки. Будет сплошная война.
Вадим Леонидович посмотрел на Женю.
– Как скажете. Мне все равно, – пожала она плечами. И тут же увидела, как в глазах Суржикова появилось раздражение. Видимо, он ожидал какого-то развернутого ответа, а из слов Жени понять было ничего нельзя. Так, равнодушие, а какие поступки будут – кто его знает.
– Господи, вы свободны. Экзамен у вас принят, – сказал Вадим Леонидович.
Женя потопталась на месте, а потом сказала:
– Хочу, чтобы вы знали – вы вели себя грубо и недостойно. Вы перешли на личность. Вы позволили себе хамский тон. А я такого в свой адрес никогда в жизни никому не позволю. Поэтому я по-прежнему считаю вас своим… своим…
– Врагом? – подсказал насмешливо Суржиков.
– Нет, это не так. Мне все равно, что вы думаете обо мне, о моих знаниях. И о моем поведении.
– Принято к сведению. – Суржиков заложил руки за спину, потом прошелся по аудитории и наконец сказал: – Ну, я был не прав. По форме. По существу я придерживаюсь прежней точки зрения. Я считаю, что на занятиях надо сохранять дисциплину и соблюдать субординацию. Но моя реакция была неправильной. Еще раз прошу простить.
– О, – только и сказала Пчелинцева.
– При этом, – продолжил Суржиков, – я повторю – мы с вами соблюдаем значительную дистанцию. Во избежание.
– Хорошо.
– Вот и отлично. Теперь я уйду на каникулы со спокойным сердцем. Конфликт закрыт. А вы не подожжете мою кафедру.
– Я постараюсь. Но лишним огнетушителем обзаведитесь.
– Непременно. И еще багром, ведром и топориком.
Пчелинцева против воли рассмеялась и вышла из кабинета.
Вечером она встретилась с подругами. Коробицина и Титова ждали ее в чебуречной. Было у этих трех стройных и модных девушек любимое место, где пахло фритюром, мясом и стоял гомон. Студенты составляли большинство посетителей, но девушек здесь было мало.
– Ведь ничего нет плохого в том, что мы любим поесть, – сказала как-то Коробицина, надкусывая сочный чебурек.
– Плохо, что мы любим много поесть, – хмыкнула Женя.
– Ну, в этом смысле мы везучие – наш вес не меняется.
– Это все потому, что мы сладкое не любим, – сказала Титова.
И это было правдой – конфеты, тортики и прочие углеводы они с удовольствием променяли бы на шашлык и холодец. В этой чебуречной они еще любили дух конспирации – ребята-студенты порой обращали на них вынимание, но не прислушивались и вообще очень быстро теряли интерес. Не то что в кофейне в Манежке, куда предпочитала ходить женская половина факультета. Там, в изящной обстановке, среди пирожных и капкейков, сплетничали, подслушивали, наблюдали, плели интриги и готовили заговоры. Там никакие посиделки, ни одно свидание или разговор не проходили незамеченными.
Когда Пчелинцева пришла в чебуречную, подруги уже были на месте.
– Ну? На щите, надеюсь? – спросила Титова.
– Да, я победила. Во-первых, не сдавала экзамен, но получила «отлично». Во-вторых, Зоя Ивановна его «выпорола» и заставила допустить к экзаменам. Но, главное, он извинился.
– Вот это да! Суржиков – извинился! С его гонором…
– Вот, – улыбнулась Женя, – ну, мы договорились на нейтралитет.
Некоторое время все молча ели чебуреки. А потом Титова произнесла:
– Знаешь, а ведь ты виновата. Полностью. Ты же до него доцепилась, как говорят. Тебе же обязательно надо было его ущучить.
– Ты что, Лен?! Да я же столько читала по предмету! Мне было интересно, а он все время рот затыкал или поправлял, а сам же ошибался. Так же неинтересно. Зачем он, преподаватель, нужен тогда?! Можно же и по учебникам учиться!
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
