Мне сделалось настолько спокойно и легко, что я не знала, что тут можно ответить. И ответила первое, что пришло мне в голову:
— Я не сделала ничего особенного, Генрих. Правда.
Мне было… странно. Я давно никому не рассказывала о себе. Особенно так много.
— Вы сделали, — Генрих выбросил обертку от пирожного в корзину для мусора и добавил: — Не старайтесь уменьшить свои дела. У вас все равно не получится. И не сердитесь на меня, если я сказал что-то не так. Я отвык от людей.
— Все в порядке, — улыбнулась я.
— Знаете, я даже перестал верить, что однажды буду вот так сидеть на набережной, — признался Генрих. — Свободным. С красивой девушкой рядом.
— Как вы думаете, почему Андерс все-таки оставил вас в живых? — спросила я. Разговор начал уходить в опасную плоскость, и надо было вернуть его в прежнее русло.
Не люблю говорить о чувствах. Просто не люблю.
— Даже не знаю. Я много думал об этом, но так и не пришел ни к какому выводу.
— А Марвинская секретная служба? — поинтересовалась я. — Что это?
Лицо Генриха из расслабленного и спокойного на мгновение сделалось тяжелым. Окаменевшим.
— Как раз об этом я и хотел с вами поговорить, — ответил он.
— Что-то мне подсказывает, что это опасные люди, — вздохнула я. Генрих кивнул.
— Да. Опасные. Это не секретная служба в общем понимании, это что-то вроде крупного аналитического агентства. Они работают по всему миру, постоянно собирают и анализируют информацию, делают выводы, — чайки разорались над брошенным им бутербродом так, что Генрих невольно поморщился и недовольно посмотрел в сторону барышни, решившей покормить птичек. — И потом продают это. Видите ли, я хочу вернуться. Мой дядя Олаф не тот человек, который должен править Аланбергом. Но для этого мне надо знать, кто именно убил моего отца и Андерса.
— А такую информацию мы просто так не соберем, — сказала я. Генрих кивнул.
— Вот именно. Мне придется выйти с ними на связь, раскрыться и попросить о помощи, — негромко произнес он и признался: — И пока я думать не хочу, что они попросят в качестве оплаты.
— Разве не деньги? — удивилась я. Генрих снисходительно улыбнулся.
— Иногда деньги, да. Но от принца Аланберга, который хочет вернуть свою корону… и который, кстати, может быть и самозванцем, они могут попросить и что-то посерьезнее.
А ведь и верно. Андерс погиб, все заинтересованные наверняка видели его тело, и Генрих теперь действительно может выглядеть лже-принцем. Как ему придется доказывать, что он именно тот, за кого себя выдает?
— Например, предложат работать на них, — сказала я. Генрих кивнул.
— Этого я и боюсь, — признался он. — Но надо действовать, а не бояться. У меня есть для вас предложение, Людмила.
Я улыбнулась, прекрасно понимая, в какую сторону сейчас дует ветер. Он, кстати, совсем стих: набережная погрузилась в золотисто-лиловый вечерний сумрак, и у девиц, гулявших с молодыми людьми, было самое романтическое настроение.
«Я сижу у моря с принцем, — подумала я. — Кто бы мог вообразить такое…»
Наверно, с точки зрения гуляющих девиц это должно мне льстить.
Но мне было все равно.
— Кажется, я знаю, какое именно, — сказала я. — Какое же?
— Я прошу вас остаться со мной до того, как я верну себе корону, — решительно ответил Генрих, и я подумала, что он действительно отвык от общества. Слишком энергично сверкают глаза при слишком тихом голосе и слегка подрагивающих руках. Сейчас, на людях, он старался скрыть волнение, и не мог.
— Вы можете отказаться, конечно, — продолжал Генрих. — У меня есть деньги, я их вам отдам. Вы сможете устроиться в нашем мире или попробуете вернуться в свой. Но, Людмила… я очень хочу, чтобы дальше мы пошли вместе.
Какая-нибудь из моих клиенток, из тех, кто поумнее, сейчас бы начала отчаянно кокетничать. Уж очень все сказанное было похоже как минимум на плотскую тоску, как максимум — на предложение руки и сердца в женском понимании. Мои клиентки всюду искали на это намек. Но я лишь ответила, просто и по-дружески:
— Конечно, я останусь, Генрих. Не волнуйтесь. Я помогу вам.
Генрих благодарно сжал мою руку. Я видела, что он очень рад, что я ответила именно так. По большому счету, мы оба были невероятно одиноки — и схватились друг за друга, чтобы не утонуть окончательно.
— Вы хотите вернуться домой? — спросил он.
Я улыбнулась. В моей жизни была ипотечная студия в человейнике, маленький офис, похожий на магазин с аляповатым хламом, и клиентки, слишком глупые, чтобы посмотреть на себя со стороны. Мне давно было некуда и не к кому возвращаться, и я поняла это только сейчас.
— Потом, — ответила я. — Мы вернем вам корону, а там решим все остальное.
Генрих по-прежнему держал меня за руку, и мне впервые за долгое время не было неприятно от того, что кто-то прикасался ко мне. Его пальцы были теплыми, а пожатие — дружеским.
— Вряд ли Андерс думал, что вы освободите меня, когда вытаскивал вас в наш мир, — заметил Генрих.
— Иногда получается лучше, чем задумываешь, — сказала я. — Хорошо здесь, правда?
Уже успело стемнеть, и на набережной зажглись изящные золотые фонари. В их свете гуляющие казались привидениями или ожившими картинками в книге сказок.
Я вдруг подумала, что меня сейчас ищут. Не потому, что кто-то волнуется обо мне. Просто за ипотеку нужно платить, а клиенткам требуются очередные привороты.
— Очень хорошо, — согласился Генрих. — Как вы, кстати, переносите морские путешествия? Не укачивает?
— Вроде бы нет. Но я всего один раз каталась на яхте.
Снова вспомнилось наше с Игорем лето в Испании и отдых на большой яхте. Игорь фотографировал меня и повторял, что я его русалка. Интересно, удалил ли он те снимки, или они так и лежат в одной из папок в его ноутбуке?
Какая теперь разница? Игорь выбросил меня из головы и жизни. Я сделала то же самое. А сегодня вдруг вспомнилось…
Некоторые занозы сидят в нас глубже, чем мы думаем.
— Тогда завтра мы уплываем в Саалинский халифат, — сказал Генрих. — Там одна из штаб-квартир марвинцев. Правда, вам в тех краях придется закрывать лицо и волосы.
Я понимающе кивнула.
— Ну что же делать, потерплю. Кстати, почему?
— Там считается, что женщина с открытым лицом может наслать порчу, — со смехом сообщил Генрих. Я улыбнулась в ответ.
— Что ж, я ведь волшебница, мне положено, — сказала я и, помолчав, добавила: — Знаете, Генрих, я рада, что мы встретились.
Его рука сильнее сжала мои пальцы.
— А я-то как рад, — произнес Генрих, и в его глазах проплыли теплые сиреневые огни. — Вы даже не представляете.
