Меня бросает в жар, потому что… да, у меня ужасно богатое воображение, я, черт побери, представила… И да, вообще-то он действительно сделал немало, чтобы на меня даже внимания не обратили. И дело не только в предоставленной одежде, которой от меня явно никто не ожидал. Именно Дягилев закрывал меня от охраны, а после вывел из поля зрения Баринова при прямой встрече. Даже окликнув его второй раз, Дягилев меня не выдал, но — я была в этом сейчас точно уверена, хотел заставить меня струсить еще сильнее.
Адрес я называю, и оставшийся путь сижу с прямой спиной, стараясь даже не коситься в сторону развалившегося рядом со мной Дягилева. Проблема только в том, что я кожей чувствую его пристальный хозяйский взгляд. И да, он меня бесит, но что-то во мне вздрагивает, будто заново переживая минуты, когда я шла по коридору отеля на поводке. Впрочем, когда его машина останавливается у отцовского дома — мне становится уже наплевать и на этот его взгляд, и на его самоуверенную ухмылочку. Сейчас я выйду и всё это останется позади! И я забуду Дягилева, как страшный сон, дурное наваждение и больше никогда так не потеряю над собой контроль…
Впрочем, я размечталась, выйти просто так мне не удается. Дягилев вновь ловит кончик моего поводка и подтягивает меня к себе, настолько близко, что у меня ладони упираются в его голую грудь. Пытаюсь его отпихнуть, но с тем же успехом я могла бы потолкаться с кирпичной стеной.
— Ну что ж, мы с тобой очень вкусно поиграли, зайка, — шепчет Дягилев, а кажется, что передает мне эти слова из губ в губы. — Папе не скажу, не бойся, но с удовольствием буду вспоминать. Не ожидал, что ты так вживешься в роль покорной, ушастая моя.
— Я не ваша, — раздраженно шиплю я, пытаясь выпутаться из этих проклятых сильных рук. Проблема была еще и в том, что он на меня смотрел. И я… Я чувствовала странную слабость.
— Ой ли? — Тяжелая ладонь Дягилева ложится мне на талию, придвигая меня к нему еще теснее, причем я довольно ясно ощущаю его эрекцию, и от этого меня почти трясет. Нет, он, конечно, мне обещал, что меня не тронет, но… Верю ли я ему окончательно? Может, ему тем прикольней будет это сделать под прицелом камер видеонаблюдения, что торчат на заборе отцовского дома.
— А мне вот показалось, что тебе пришлась очень по вкусу наша с тобой прогулка, заюшка. Губешки свои ты чуть не съела от возбуждения, — продолжает мужчина, глядя мне в лицо и отчаянно меня своим взглядом деморализуя, — а в лифте я мог ладошки подставить, ты бы в них стекла.
— Вам показалось, — хрипло выдыхаю я. И все-таки он заметил… Капец!
— Ай-яй, папочка не научил тебя всегда говорить правду? — Дягилев цокает языком. — Столько пробелов в воспитании, а попка до сих пор нетронутая?
Я не нахожусь что ответить. Я вообще ужасно лажаю, потому что, даже зная, кто передо мной стоит, прижимая меня к себе, к голой, мать его груди, я чудом не дурею. Я с трудом слышу весь остальной мир, даже гул мотора машины — будто сквозь вату. Дягилев просто смотрел на меня, а я ощущала себя бабочкой, запутавшейся в липкой паутине. Хорошо, что я в маске, иначе было бы видно еще больше моей реакции, и он бы знал еще больше о том, насколько я дура.
— Отпустите меня, — тихо выдыхаю я. — Пожалуйста.
— Воля дамы — закон, — без особого разочарования откликается Дягилев. — Передай от меня привет папе, зайка.
Его пальцы, сжимающиеся на цепочке поводка у самой моей шеи, разжимаются. И я все-таки соображаю, что это самое подходящее время, чтобы выскочить из его машины.
Дягилев меня не ждет. Его машина трогается с места, и едет дальше по улице — видимо, в поисках места, чтобы развернуться. Фух… Ну, наконец-то отстал…
Ноги, мои босые ноги тут же начинают мерзнуть, как только я ступаю на асфальт. Блин. Я и забыла про такую мелочь как ночной ноябрьский холод. Пулей лечу к воротам, по пути расстегивая зябнущими пальцами ошейник на шее. Все остальные детали моего "образа" тоже, конечно, вряд ли папу порадуют, но ошейник — это уж совсем. Избавившись от него, нажимаю на кнопку звонка, мысленно умоляя, чтобы отец не спал уж очень крепко. Так-то он крепко отмечал сегодня мою свадьбу… Представляю его “восторг” от моего появления, и уж тем более от новости о грядущем разводе с Бариновым и распаде отцовского союза с его мамочкой…
На самом деле — нет, я совсем не представляю того, что меня ожидает…
6. Бел лицом, да худ отцом
— Ты в курсе, который час, София?
Избежать столкновения с отцом у меня вообще никак не получилось бы, даже если бы я очень постаралась это сделать.
Отец не спит. Отец ждет меня в холле дома, стоит напротив дверей и его лицо довольно красноречиво говорит о его злости…
Ох, лучше бы я не видела это его лицо никогда в жизни.
Но я вижу, и очень жалею, что не отказалась серьезно обдумывать идею с залезанием в свою комнату по стене дома. Ну а что, у нас там плющ и кирпич лежит не идеально, и комната моя всего лишь на втором этаже. Еще бы пальцы так не мерзли, и… Нет. Не полезла. Зря!
Я замираю почти на пороге, отцовский разъяренный взгляд служит самым лучшим красным светом на моем пути. А как хочется забраться в горячую ванну, потом в самую закрытую из всех пижам, потом под одеяло, и уже там свернуться калачиком и разреветься. Когда будет можно, когда не будет зрителей — лишь тогда я получу право дать себе волю. Не раньше.
Но между мной и отцом был всего шаг, и он одним только убийственным взглядом заставил меня вытянуться будто по команде “смирно”.
Итак, в курсе ли я, который час?
— Честно говоря, нет, не в курсе, папа, — устало отвечаю я, зябко поводя плечами, пока мои ноги радуются после ледяного асфальта теплым полам.
— Почему ты в таком виде? — свистящим шепотом уточняет отец, каменея всем лицом.
Меньше всего сейчас я хочу оправдываться. Но я прекрасно понимаю, что мне придется делать именно это. У моего отца характер был… Не самый легкий. И… Нет, ему вряд ли будет приятно узнать, что я намерена развестись с Бариновым. Капец как быстро я наигралась с ним в семью.
В принципе, я могу понять. Маску я сняла перед тем, как войти в дом, и сейчас опустила её вниз, к колену. Но это мало спасло положение.
На мне по-прежнему надето черное боди, ноги возмутительно открыты, да еще колготки эти… Есть от чего бомбануть отцу, который не унимаясь требовал, чтобы все мои юбки как минимум прикрывали колени.
— Потому что в другом виде мне из гостиницы было не уйти, — честно откликаюсь я. Тут я оправданий придумать не успела. Да я вообще почти ничего придумать не успела, сколько у меня времени-то на это было?
— Как ты доехала? — На долю секунды мне кажется, что отцовский голос прозвучал все-таки обеспокоенно. Вот только эта ледяная яростная гримаса с его лице никуда не изчезает. Нет, кажется, если его что-то и волнует, то только не то, случилось ли со мной что-то по дороге или нет?
