— Тю-у, красопеты! — обозвал нас красотками на местном наречии Балбес.
— Валька ушла на обед, — лениво сообщил Бывалый. — Чо вы тута забыли?
— Небось из энтих, столичных артистов, — прокомментировал Трус, ковыряясь палочкой в зубах.
— Янка, молчать, — прошипела я, видя, что сестрица собралась открыть рот. Лучше не надо, дипломатия — не ее конек. — Добрый вечер, уважаемые. Скажите, где бы нам снять комнату?
— Так отель жа, — махнул рукой Бывалый. — Проехали вы, девки.
— Нам не отель, нам комнату. Здесь, — я для убедительности показала на улицу с разномастными заборчиками.
— Ну баб Клава сдает, вона, зеленый забор с дырой, — наморщив лоб, выдал Трус.
— Спасибо, — кивнула я, локтем отпихивая Янку обратно к машине.
— Спасибо не булькает, — со знанием дела заявил Бывалый.
— Мы б за вашим джипом-то присмотрели. Тут эта, глаз да глаз нужон, — добавил Балбес. — Пацаны балуют.
— Да чо ты девок в заблуждению вводишь! — влез Бывалый. — У Тренера не забалуешь. Строем ходют пацаны!
Балбес обругал приятеля и сплюнул под ноги, а Бывалый с гордостью продолжил:
— Правильный мужик Тренер. — Он указал на одинокий баннер, присобаченный к стволу древней липы. — Клуб организовал, за пацанвой присматривает. Кореш мой!
Кореш на баннере призывал заниматься спортом, а не водку пьянствовать. Был он выразительно носат, брит наголо, высок, мускулист, местами татуирован и походил на Мистера Колыма, рекламирующего фирму Адидас. По крайней мере, спортивные штаны и кроссовки у него были адидасовские, фасона годов девяностых.
— А ничего так торс, — оценила его Янка. — И прикид близкий народу.
— Плечелопаточный периартрит и недавний бурсит, — уточнила я, внимательнее присмотревшись к чуть ассиметричной фигуре с грамотно прокачанными косыми и поперечными. — Вашему корешу, уважаемые, не помешало бы посетить хорошего невролога и пройти курс мануальной терапии.
— Фу-ты, ну-ты! — восхищенно присвистнул Трус. — У тебя полечиться, что ли, красопета? Я б не отказался!
— Мечтай, — хохотнул Бывалый, пихнув приятеля плечом. — Ты чо, в натуре доктор?
— Хирург, — кивнула я, копаясь в кошельке в поисках сторублевки.
— Так эта, мож и Тренер комнату сдает, а, мужики? — оживился Трус. — Столичным-то докторам! Вон под синей крышей дом… — Он махнул на шикарный двухэтажный дом в городской черте, то есть там где еще была ровненькая асфальтовая дорога. — Да эта, я ему щас наберу! Договоримся!
— Нет-нет, не стоит, — сунув Бывалому сторублевку, я поспешно отступила. — Мы лучше к баб Клаве.
Янка явно хотела что-то еще сказать, но я подхватила ее под локоть и запихала обратно в машину. Она обижено фыркнула:
— Ты б меня еще подмышку взяла! И вообще зря отказываешься, — резко сменила тон Янка. На змееискусительный. — Смотри, домик ничего так, двухэтажный, и торс опять же. Этот тебя на руках носить сможет. А бурсит ты ему вылечишь.
Вот это уже был нечестный прием. Да, во мне метр восемьдесят! Без каблуков! Но это не значит, что семью мне можно заводить исключительно с медведями. Не в росте и мускулах счастье.
А Лешу я вспоминать не стану. Не стану, и все тут.
— Кроме бурсита у него наколки, золотые зубы и конкретные пацаны в натуре, — нахмурилась я. — Нет. К бабе Клаве.
— У каждого свои недостатки. Ты подумай, систер, подумай, — вкрадчиво так сказала Янка, косясь на оживленно о чем-то перетирающего по древней мобиле Бывалого. — Правильные мужики на дороге не валяются.
Уж не знаю, что тут не валяется на дороге, а связываться с криминалом мне совсем не хотелось. Хотя чуяла я одним чувствительным местом, что с этим Тренером мы еще столкнемся на узенькой дорожке.
Мы с Янкой остановились у старенького бревенчатого дома с зеленым забором и яблоневым садом. Баба Клава уже нас встречала, что немудрено: по Колхозной авеню мы крались медленнее, чем пешком, а впереди нас мчалось местное «радио». То есть чернявый пацаненок, который вынырнул из-за сельпо и теперь радостно орал во всю глотку:
— Баб Клава! Баб Клава! К вам столичные артисты приехали!
— Чо орешь, оглашенный! Нишкни! — прикрикнула на него высокая, худая и на удивление прямая старуха. — Ставьте туточки, не тронут, — указала она Янке на ровное место у самого забора. — Дров пока не привезли, так и вы ж не до зимы. Артисты… не похожи на артистов-то. Откель будете?
— Из Москвы. Здрасьте, Клавдия… как вас по отчеству? — применила все свои дипломатические таланты Янка.
— Никитишна я. Клавдия Никитишна Зорькина. Ну, заходите, коль не шутите. — Старуха смерила нас пронзительным взглядом некогда голубых, а теперь выцветших глаз, развернулась и пошла в дом.
Ну и мы за ней, волоча один чемодан, одну спортивную сумку и две упакованные в брезент (в целях конспирации) саперные лопатки.
Глава 6. О проклятой усадьбе и ежикахО, приключеньями запахло,
спускаю жопу с поводка.
(О.Арефьева)
Яна
Будильник вырвал меня из роскошного сна, в котором настоящая леди в шляпке с вуалькой уговаривала меня стать ее личным ювелиром и ваять золотые наручники для бескрайних бараньих и козлиных стад. Я горячо возражала, что отливать такую гламурную пошлость мне не позволяет эстетическое чувство. После каждого возражения леди все поднимала и поднимала мне зарплату, а в конце пообещала подарить самого черного и вредного козла для Нюськи. Или барана. Кого выберу. Я уже открыла рот, чтобы согласиться — и вот тут-то тихо зажужжал будильник, поставленный на полночь. Ну не свинство?
Не открывая глаз, я села на постели, нашарила ногами тапки, а рукой — поставленную рядом с кроватью бутылку колы, купленную еще в Москве. Мой неприкосновенный запас кофеина. Через пару глотков в голове прояснилось, я отставила бутылку и пошла будить сестрицу.
Спала Нюська всегда крепко, так что я без особых нежностей ткнула ее в бок и стянула одеяло. Подействовало!
Нюська села на кровати, хлопая глазами, как внеурочно разбуженная сова.
— Утро? — хрипло спросонок выдала она, и я закивала.
— Утро-утро. Раннее такое, начало первого. Вставай давай! Только тихо!
Нюська застонала и попыталась накрыть голову подушкой, но я схватила ее раньше.
— Одевайся давай, нас ждут великие дела! Ты вообще собираешься обследовать местность?
— Ну почему обязательно ночью? — безнадежно проворчала сестрица, но все-таки поднялась и принялась натягивать джинсы.
— Потому что только ночью все местные спят и не увяжутся за двумя докторшами-артистками из Москвы. Очень нам нужна публика?
