Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
Толпа журналистов закончила интервьюировать вождя и теперь кучковалась возле нового объекта. Пожилой мужчина в старой коричневой шинели с полковничьими погонами раскачивал на высоком древке красно-кирпичный стяг, полотнище металось в свинцовом небе, пересекаясь с яркой рекламой «Пепси» на видеоэкране, с треугольным значком «Мерседеса», с телефоном «Нокиа», пляшущим так и эдак на панели, и демонстрирующим все прелести лёгкого общения. Фотографы сновали вокруг старика, снимали его в фас, в профиль, со спины, чуть ли не с асфальта – таких ярких типажей, энтузиастов борьбы, «уходящих натур» развитого социализма, почти не осталось в природе!.. Вокруг – только чёрная угрюмая толпа, люди из гетто, всё ещё упорствующие в своих убеждениях.
«Но верны ли убеждения? – подумал Горелов. – Дело не в том, что они, эти несчастные люди, побеждены. Это ничего, бывает в истории. Но вдруг, – мысль поразила его, – но вдруг вся эта коммунистическая затея была глупостью от начала до конца, банальной мировоззренческой „разводкой“, и ничем другим, как маршем зомби, дело кончиться не могло?!»
Торжественная дробь барабанов, громкая музыка оркестра сбили Горелова с размышлений. Жизнелюбивый советский марш заставил взбодриться, подтянуться. Молодые люди с чиновничьими лицами по команде развернули огромный баннер-растяжку с лозунгом «Вся власть – народу!» (на красном фоне – метровые белые буквы), в толпе заалели флаги, и центральная картинка мгновенно преобразилась, она получалась грозной, внушительной – вот, мол, мы политическая сила какая, мы ещё ого-го!..
Телевизионщики вовсю снимали праздник мнимого непослушания, и Горелов подумал, что так, пожалуй, и он попадёт в кадр. Он ускорил шаг и оказался впереди колонны, которая, наконец, медленно тронулась с площади. В авангарде, намного опережая демонстрантов, брели журналисты (Горелов прибился к ним) вперемежку с милицией. Рация у полковника постоянно бубнила. Горелов разобрал чёткую фразу: «Удальцов вышел из метро, прошел рамки металлоискателей».
Шествие двигалось вниз, по Тверской. На проезжей части для демонстрантов было выгорожено метров десять, да плюс тротуары, и в этом коридоре – Горелов оглянулся – медленно шла под музыку духового оркестра чёрно-красная толпа с реющими флагами.
«Как на похоронах!..» – грустно подумал Горелов. Впереди призывно и мягко светила рубиновая звезда на Кремлёвской башне. Процессия шла навстречу потоку иномарок, был час пик, машины ехали неспешно. Некоторые водители бибикали демонстрантам. Что было в этих сигналах? Сочувствие, поддержка, солидарность?! Или – презрение победителей к побеждённому поколению: инженерам уничтоженных заводов, офицерам разгромленной армии, бывшим райкомовцам, комсоргам и стройотрядовцам?..
Люди, шагающие по богатой улице, увешанной рекламой дорогих товаров, казались прибывшими с другой планеты. Они меряли землю усталыми, натруженными ногами в разбитой немодной обуви, а навстречу им катили иномарки – такие удобные, комфортные металлические коробочки с гламурными девочками, деловыми мальчиками, с респектабельными бизнесменами, чиновниками – мелкими сошками (крупные ездили со спецсигналами). Горелов ещё раз оглянулся на чёрно-красный ручеёк коммунистической колонны, струящейся вдоль домов.
«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!» – радостно выдувал мелодию оркестр, ударяя в литавры и барабаны.
«И в жёлтых окнах рассмеются, что этих нищих провели», – почему-то всплыло в памяти Горелова. «Сверхчеловеки, едрёна корень! Развели вас, как лохов!..» – Волна раздражения, обиды и жалости накрыла его.
«…Нам разум дал стальные руки-крылья, а вместо сердца – пламенный мотор!» – спорил с ним оптимистический марш, вызывая в памяти образы «сверхчеловеков» – женщин с веслом, со снопом, с лопатой; мускулистых парней («белокурых бестий»), которые перековывали мечи на орала; триады «новых людей» на мозаичных панно и гигантских плакатах – интеллигент с колбой, сельская девушка в красной косынке с кроликом в руках, могучий рабочий-сталевар в комбинезоне. Какая жизнь была, какие типы!.. Но «Бог умер» только на пространстве СССР. На остальной планете, и даже во Вселенной он был жив… увы… увы…
«Всё выше, и выше, и выше, стремим мы полёт наших птиц…» – врывалась в сознание Горелова бодрая музыка социалистической юности демонстрантов. «Но это же игра, – вдруг подумал он. – Игра – в политику, игра – в коммунистическую идею. Всё провалилось, ничего не будет. А когда играют старики – это страшно. Это – безумие!..»
Дошли до бывшего здания Моссовета (ныне мэрия). На капителях колонн остались звёзды – напоминание о былых временах. Горелов всматривался в окна – не шевельнётся ли там шторка, не выглянет ли кто из чиновничьего люда на улицу, ну хотя бы из любопытства?! Но здание было спокойным и сонным.
Горелов миновал площадь, остановился на тротуаре, пропуская шествие. Мимо шли демонстранты, держа в слабых руках портреты Ленина, Сталина и почему-то Молотова.
«Нет, не получилось из советского народа новых христиан, – подумал Горелов. – Потому что важен не только подвиг, но и то, во имя чего ты его совершаешь. Боги не должны умирать… Зачем же руководители человечества лишают людей веры? Лишают бессмертия души? То есть лишают самой души – психической энергии? И на что они направят эту психическую энергию, отнятую у других?»
Горелов оглянулся: за спиной у него была богато декорированная витрина – на золотой пирамиде медленно вращался огромный знак доллара, сверху, из рога изобилия сыпались виртуальные золотые монеты, парили мастерки «вольных каменщиков», открытый циркуль, серебряные перчатки с растопыренными пальцами. Бог возвращался на эту, временно оставленную им землю, а здесь уже сражались новые идолы, тесня старых!..
«Революция будет красной!», «Революция будет красной!» – скандировала небольшая – человек в тридцать – группа сторонников Левого фронта. Горелов узнал Удальцова – он прошел рядом с ним, энергично маша рукой, словно помогая себе кричать, жила на его аскетичном виске вздулась. Лидер протестных акций потускнел, стал суше и жёстче.
Постарела и команда левых – с тех пор, как Горелов не видел «фронтовиков», вот, даже полулысый мужик у них появился… Так это же… М.! Взгляды их встретились, и Горелов не успел надеть маску приличия на лицо.
Видимо, изумление так явно отпечаталось на его физиономии, что даже циника М. оно проняло – чиновник не стал прикидываться, будто не узнал Горелова, шагнул на тротуар из толпы и, как ни в чём не бывало, протянул ему руку:
– Привет! Ну, видишь, мы встретились, я же обещал.
Горелов промычал что-то невнятное.
– Пошли в Думу, попьём кофейку, погреемся. – М. вел себя как хозяин.
Горелов, внутренне потрясённый, безмолвно покорился.
Они свернули в арку, в Георгиевский переулок.
М. счел нужным объясниться:
– Чтобы понимать настрой общества, надо жить одной жизнью с народом – ездить с ним в метро, ходить на демонстрации. Тогда не нужны никакие социологи, опросы, расклад яснее ясного.
Они миновали думские кордоны (у Горелова ещё действовал пропуск со старой работы), оставили одежду в гардеробе, спустились в подвал, в нижний буфет. Здесь у столиков роился народ, пахло крепким кофе, тут и там слышался смех. «Жить одной жизнью с народом» – эта фраза М. застряла у Горелова в голове, и он никак не мог сдвинуть её с места, пропихнуть дальше.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
