Для Дины господин Лорк был незаменим. Чуть что, она обращалась только к нему. И при ней никто не осмеливался смеяться над ним.
Он научился сносить даже ее бурные ласки и объятия. Просто стоял неподвижно, опустив руки. Его глаза напоминали паутину на кустах, в которой блестят капли дождя.
Дине было довольно и этого.
Господин Лорк привел Дину на могилу Ертрюд. На ней росли красивые цветы. Камни, которые окаймляли могилу, заросли мхом.
И там господин Лорк тихим голосом объяснил Дине то, о чем она даже не спрашивала.
Нет, Ертрюд не таит на нее зла. Она живет на небесах и радуется, что ее больше не касаются страдания и горе этого мира.
Все на свете предопределено заранее. Люди лишь инструменты в жизни друг друга. Некоторые совершают поступки, ужасные с точки зрения людей, однако и в них можно усмотреть промысел Божий.
Глаза у Дины остекленели, ей как будто даже пришло в голову, что она вознесла Ертрюд. Освободила ее! Сделала то, что никто другой не посмел и не захотел бы сделать! Отправила ее прямо в Царство Небесное. Где не было ни горя, ни нерадивых слуг, ни детей. И в благодарность Ертрюд дарит ей этот благоуханный шиповник и незабудки.
Увидев Динино лицо, господин Лорк поспешил сменить тему разговора. Он начал сбивчиво рассказывать ей о цветах.
В то лето, когда Дине стукнуло тринадцать, ленсман вернулся из Бергена с красиво подстриженной бородой и новой женой.
Он показывал ее всем с такой гордостью, будто она была произведением его рук.
Уже через неделю «эта новая» расположилась в комнате Ертрюд. Обитатели усадьбы и соседи сочли, что это несколько преждевременно.
Двум служанкам было приказано вынести все вещи покойной и вымыть комнату. Все эти годы она стояла запертой. Словно сундук, про который забыли, потому что к нему не было ключа.
Бедняжке Ертрюд комната больше не нужна. Это понимали все. И между тем… Не так бы следовало все это сделать…
Поползли всякие разговоры. Говорили, будто в последнее время ленсман был так падок до женщин, что служанки не задерживались подолгу у него в усадьбе. Если, конечно, хотели соблюсти себя. Впрочем, не настолько все было и худо, чтобы появление Дагни кого-то обрадовало.
Дагни была настоящая бергенская дама. Тонкая как спица, со взбитыми волосами и в трех нижних юбках, надетых одна на другую. Всем бы радоваться новой хозяйке, но не все шло так гладко.
Первое, что новая жена ленсмана увидела у него в доме, была самодельная гипсовая маска.
Дина потрудилась на славу. Она надела маску и белые одежды, чтобы поразить отца.
Маску она изготовила под руководством господина Лорка. С него она и была снята, но не удалась. Получилось лицо мертвеца. Скорее гротескное, чем смешное.
Ленсман захохотал, увидев Дину в этой маске, а Дагни схватилась за сердце.
С первого дня Дина и Дагни вступили в холодную, непримиримую войну друг с другом. Ленсману в этой войне была отведена роль посредника, если в отношениях между этими двумя женщинами вообще требовался посредник.
Я Дина. Ертрюд бросила мне пуговку со своего плаща. Раньше ей не нравилось, что я хожу с черными ногтями. Теперь она больше не вспоминает про это.
Господин Лорк говорит, что считать быстро в уме — это талант. Он мне диктует числа, а я их складываю. Или вычитаю. Или множу. Господин Лорк считает на бумажке. Потом он втягивает воздух сквозь зубы и говорит: prima! Рriта![5]. Потом мы с ним играем на виолончели или на пианино. Мы больше уже не читаем катехизис или «Домашний проповедник».
Крик Ертрюд разорвал зимние ночи на крохотные лоскутки, и они несутся мимо моего окна. Особенно перед Рождеством. Обычно она ходит в войлочных чулках, так что я не слышу, где она. Ертрюд выбросили из ее комнаты.
Вынесли все картины. Освободили комод. Книги перенесли ко мне. В лунном свете они сходят с полок, а потом возвращаются обратно. Края переплета у черной Книги Ертрюд мягкие и немного загнуты внутрь. В ней много сказок. Я беру увеличительное стекло Ертрюд и собираю слова. Они текут через мою голову, как вода. Меня начинает мучить жажда. Но я не знаю, чего они хотят от меня.
Ертрюд выселили окончательно. Над усадьбой кругами парит орел. Они его боятся. Но это всего лишь Ертрюд. Они этого не понимают.
ГЛАВА 2
Избавит и небезвинного; и он спасется чистотою рук твоих.
Книга Иова, 22:30
— Фома, почему лошади спят стоя? — спросила однажды Дина.
Она смотрела сбоку на плотного невысокого парня. Никого, кроме них, в конюшне не было.
Фома был сыном того самого арендатора, у которого несколько лет жила Дина. Теперь он был уже достаточно взрослый, чтобы работать у ленсмана за деньги да еще отрабатывать повинность семьи за аренду.
Он подбросил в кормушку сена и опустил руки.
— Лошади всегда спят стоя, — твердо сказал он.
— Значит, они и спят стоя и не спят тоже стоя, — заметила Дина со своей вывернутой логикой и наступила на кучу теплого навоза, что лежал в стойле; навоз, как жирные черви, вылез у нее между пальцами.
— Твоя правда. — Фома сдался.
— Не знаешь?
— Чепуха все это! — Фома сплюнул и наморщил лоб.
— Ты знаешь, что я обварила свою мать и она умерла? — в упор спросила Дина, не спуская с него глаз.
Фома замер. Он не смел даже засунуть руки в карманы. Наконец кивнул, словно на исповеди.
— Теперь ты тоже должен спать стоя! — распорядилась Дина, на губах у нее играла странная усмешка — так больше не улыбался никто.
— Почему? — оторопел он.
— Я рассказала о матери лошадям. А они спят стоя! Теперь и ты это знаешь. Значит, и ты должен спать стоя! Кроме лошадей, я никому об этом не говорила.
Она повернулась на грязной пятке и выбежала из конюшни.
Было лето.
В ту же ночь Фома проснулся оттого, что кто-то вошел к нему в каморку. Он думал, что это работник, ходивший за скотиной, который собирался ловить сайду, да, видно, передумал.
Неожиданно, тяжело дыша, над ним наклонилась Дина. Она с укоризной смотрела на него. Глаза у нее были широко открыты. Серые, как начищенный свинец при лунном свете. Слишком тяжелые для ее головы. Вот-вот они скатятся к нему на постель.
— Обманщик! — злобно проговорила она и сдернула с него одеяло. — Ты должен был спать стоя!
Взгляд ее упал на его голое тело, Фома невольно прикрылся руками.
— Ты какой-то странный! — решила Дина, сбросила одеяло на пол и начала подробно разглядывать его тело.
