Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
– Откуда у тебя депрессия? – позвонила она мне едва ли не сразу после приема.
– Давно, – я впервые решила сказать маме правду, – с момента беременности.
– Не может такого быть! – она не поверила. – Я ничего не замечала.
Разговор был исчерпан. Я не стала ничего объяснять: у мамы у самой оказалась нелегкая жизнь. И ни у кого из нас не было шанса вернуться в прошлое, чтобы что-то там изменить: иначе прожить мою беременность, роды и младенчество Нэллы. Так какой смысл все это ворошить?
Только спустя четырнадцать лет после рождения дочки, когда мы с мужем пошли учиться в Школу приемных родителей, я наконец окончательно поняла суть происходившего в те годы. Слишком сильный стресс. Послеродовая депрессия. Отрицание трудностей со стороны близких людей, утопавших в собственных проблемах. И невозможность пополнять ресурс собственными силами.
Главная задача истощенной мамы новорожденного – удовлетворять собственные потребности и психологические нужды. Спать, есть, кормить малыша, отдыхать, набираться сил, играть с младенцем. Все остальное первое время не имеет значения: это задачи родных и близких. Только восстановив силы, мама может стать источником крепкого иммунитета и надежной опоры для ребенка.
Но тогда обратиться за помощью мне было не к кому. Я знала, что близкие не поймут. И чувство вины все нарастало и нарастало как снежный ком. Мне оставалось только завидовать «нормальным» матерям, у которых любовь и счастье. Кому я могла рассказать о своих переживаниях? Никому. Все, что происходило со мной, было за гранью здравого смысла.
Не в силах больше выносить такую себя, я следом за Денисом стала прятаться от реальности. Физически оставалась с ребенком, в квартире, а фактически уплывала в параллельный мир: схватилась за диссертацию как за спасательный круг. Хоть в чем-то я должна была доказать миру свою состоятельность! И муштровала себя. Подъем, умывание, кормление, готовка, уборка, обед, уложить ребенка, сесть за компьютер – два часа не поднимая головы трудиться – полдник, прогулка, ужин, купание, сон. Жить роботом было легче. Если все действия исполнять точно, я выкраивала время для работы, ради которой придумала и осуществляла изо дня в день этот утомительный план. Только вот ночью мне было трудно. Донимали кошмары.
Отчетливо помню два. Первый – я снова в роддоме, на родильном столе и все уже закончилось, но врач вдруг подходит ко мне и говорит: «Ты знаешь, твоя девочка не слишком крепенькой родилась. Сейчас мы должны вернуть ее обратно, подождем пару месяцев, а потом снова придешь рожать». Второй – примерно с тем же сюжетом, только во сне звучал другой монолог врача: «Одного ребенка ты родила, но это еще не все. У тебя там остался второй. Его нужно доносить и через пару месяцев снова придешь рожать».
Я просыпалась в холодном поту от собственных рыданий и горячих слез, разъедавших глаза и кожу на щеках. Свет ламп родильного зала, лязг инструментов, запах лекарств. Я все это чувствовала как наяву. Рожать? Снова рожать?! Подкатывала тошнота, в ушах становилось горячо, сердце заходилось в груди. Я начинала ощупывать свой живот. Нет, все хорошо. Он абсолютно плоский. Потом бросалась к кроватке, проверить, на месте ли Нэлла. А вдруг?!
С удивлением, а заодно неземным облегчением обнаруживала, что та спокойно спит там, где ей и положено, или мирно дрыгает ножками, пытаясь выбраться из мокрых пеленок. Все еще горько рыдая от страха, я брала малышку на руки, целовала в пушистое темечко и нежно прижимала к себе. Все хорошо! Все самое страшное уже позади. Слава Богу! Надо жить дальше.
Я понимала, что просто сойду с ума – не в переносном, а в самом прямом смысле этого слова – если вдруг снова придется рожать. И тогда уже точно все кончено! Даже о моей Нэлле позаботиться будет некому.
А потом кошмары исчезли сами по себе. Так же неожиданно, как и появились – перестали сниться, и все. Я даже знала, по какой причине.
Нэлле было четыре месяца. Однажды утром я встала с постели и начала раскрывать шторы, чтобы солнце могло пробраться в спальню. Детская кроватка стояла недалеко от окна и Нэлла с любопытством наблюдала за тем, как я встаю на цыпочки и раздвигаю занавески, впуская в комнату утро. Что-то показалось ей очень смешным в моих подтягиваниях и непривычных движениях, и вот она в первый раз в своей жизни в голос засмеялась. Заливисто, звонко. Я сначала не поверила своим ушам, потом обернулась к кроватке и увидела собственными глазами, как смеется моя крошечная дочь. Ничего милее ее счастливого личика и приятнее младенческого смеха на свете не было. Волна нежности и счастья затопила меня. Но восторг рассеялся так же быстро, как появился: Нэлла замолчала и потом, как я ни кривлялась перед ней, вставая на цыпочки, теребя занавески, даже подпрыгивая на месте, она так и не удостоила меня повторным смехом.
Но с того дня сознание у меня стало постепенно, шаг за шагом переворачиваться. Я хотела радовать Нэллу, хотела, чтобы она снова заливисто засмеялась. Звук детского смеха был лучшей мелодией из всех, что мне доводилось слышать. Он был моим лекарством. Я жадно ловила каждое мгновение этой музыки и чувствовала, как с каждым днем все больше влюбляюсь в собственного ребенка. Эти чувства ни с чем нельзя было сравнить, они возрождали из пепла, давали силы. Так вот что испытывают обычно матери с первого дня беременности! Вот откуда родом эта неизбывная жажда материнства и потребность дать жизнь!
Любовь к ребенку – мощный источник сил и энергии. Восторженные чувства помогают пережить беременность, роды, бессонные ночи, физическую нагрузку. К сожалению, не к каждой маме любовь к собственному ребенку приходит сразу, с момента зачатия.
А потом я сделала большую ошибку. Когда Нэлле было всего семь месяцев, уехала на неделю в Москву. О важнейшем периоде «донашивания» младенца тогда еще ничего не знала. Зато сроки диссертации поджимали. Научный руководитель торопил. Мне нужно было работать в Библиотеке иностранной литературы – планировала попасть туда еще год назад, но по причине беременности не сложилось. Ни сил, ни денег в тот период не было ни на что. Какая Москва?! В итоге первые полтора года аспирантуры прошли безрезультатно – сначала девять месяцев беременности и попыток хоть что-то заработать, потом тяжелые роды и полгода сложного состояния на грани помешательства. Откладывать работу над диссертацией дальше было нельзя.
Чудом удалось договориться с мамой, которая приезжала посидеть с Нэллой, когда я выбиралась в университет по делам аспирантуры. Она разделяла мое серьезное отношение к защите – сама кандидат наук – но при этом не забывала ворчать: «Детей должны воспитывать родители!». Побыть с внучкой соглашалась в качестве огромного одолжения и всегда с таким недовольным видом, словно это было самым страшным наказанием в жизни. Когда я возвращалась домой из университета, мы часто ссорились – то я не так как надо сказала «спасибо», то не приготовила заранее ребенку обед. Мои визиты на кафедру случались нечасто, примерно раз в месяц, но я все равно потом мучилась болезненным чувством вины. Детей должны воспитывать родители. Мать должна быть счастливой. Взрослые люди должны справляться со своими обязанностями.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
