В глаза бросились красные комки на полу, аккуратно разложенные в каком-то непонятном мне порядке. Каждый комок был окружен черным кругом, вычерченным лазерным резаком.
— Будь я проклят, — тихий голос Геранта в окружающей тишине громыхнул не хуже колокола. — Ты глянь наверх.
Подняв голову, я замер, рассматривая открывшуюся картину.
Там — не меньше двадцати тел, света недостаточно, чтобы осветить весь отсек. Прикрученные к стали какой-то липкой черной дрянью, они были расположены аккурат над комками на полу. Повально все — с раскрытой грудиной, где не было ни сердца, ни легких. У кого-то разрезана трахея, а у двоих отсутствовала кожа на лицах, а глазницы пусты.
— Здесь же все должно быть в крови, — тихий голос капитана в ухе заставил вздрогнуть. От увиденного я даже позабыл, что мы все еще на связи с Бардо и он “видит” нашими глазами.
— Может их выпотрошили не здесь? — голос Геранта надломился. Всего на мгновение, но лицо вольного побледнело как полотно. Кадык судорожно дернулся, когда он попытался сдержать тошноту.
— Посмотри на них. Тела обескровлены и вымыты изнутри. Осторожнее, — я удержал его за локоть, когда Герант попятился назад, едва не наступив на один из комков. — Не вляпайся в чью-то печень.
— Видишь следы? — я опустился на колено и указал на глубокие отметины, отпечатавшиеся в органе. — Ничего не напоминают?
Герант присмотрелся и побледнел еще больше. Желтые глаза округлились от ужаса и отвращения.
— Человеческие зубы, — пробормотал я под нос. — Кто-то их ел.
Шиповник
Душно и темно — те два слова, какими можно было бы описать мой бесконечный спуск вниз. Все, на что я могла рассчитывать — ловкость рук, крепость хватки и благословение Саджи, которая направит мой шаг туда, где хватит опоры и камень не будет похож на хрупкую губку.
Я замерла на мгновение — не могла понять, есть ли дно под ногами или я повисла между двумя бесконечностями. Наверху слабо мерцал дневной свет. С каждым разом, как я поднимала голову, его становилось все меньше, а внутри бурным потоком растекалась паника. Если я не успею спустится до наступления полной темноты, то это гарантированный провал. Никакой площадки поблизости нет, я даже не смогу дождаться утра.
Вдруг здесь вообще нет дна? Вдруг Флоренс уже…
Я тряхнула головой — не могла думать о том, что девчонка так бездарно и глупо погибнет, спасая меня. Это я должна была стоять на том месте. Я! Не она. Хотелось ругаться, кричать и отвесить дурочке затрещину — что я и сделаю, как только доберусь до этого проклятого дна!
Рука влипла во что-то, похожее на патоку, а в нос ударил тошнотворный запах гнилой тыквы. Откуда здесь тыква взялась? Стряхнув липкую гадость, я осторожно отыскала ногой углубление чуть ниже, соскользнула и нащупала крепкий выступ, в который впилась пальцами, как в последнее спасение.
На самом деле последнее. Стоит только сорваться — и все, приключение закончится, а Герант найдет только мои переломанные кости, торчащие из груды плоти.
Если вообще найдет…
— Не думай об этом. Не думай!
Я скучала. Невыносимо, отчаянно скучала. Знаки на спине ныли, выкручивали меня, раздирали душу тянущей болью и не стихали ни на мгновение. Казалось, что меня оторвали от живительного источника и бросили умирать без подпитки, и я ничего не могла сделать. В теории я должна была чувствовать его, но в груди образовалась ледяная пустота. Нитка связи тянулась в никуда, и я не ощущала ничего, кроме болезненного разрыва, невидимой раны.
И она не затягивалась.
— Мы выберемся. Обязательно выберемся, все вместе.
Еще один шаг, руки оглаживали шероховатости, ощупывали выпуклости и выбоины в губчатом камне, кончики пальцев покалывало, будто я гладила крохотные иголки.
Опустив голову, я несколько раз моргнула. Глаза достаточно привыкли к темноте, чтобы начать различать отдельные очертания, острые выступы, которые цеплялись за одежду и норовили вырвать целые куски, и округлые наросты, слишком гладкие, чтобы за них хвататься.
Немного ниже, буквально на расстоянии трех-четырех соскоков по уступам, в воздухе разлилось тусклое голубоватое свечение. Едва различимое, призрачное, оно больше походило на обман зрения. Кто знает, как сильно меня приложило взрывом? Вдруг это все галлюцинация?
Соскользнув по камням вниз, я нещадно порезала пальцы об один из острых выступов.
Боли уже не чувствовала, будто и не со мной это все.
Кто-то другой сейчас карабкается к темноте, кто-то другой утонул в черной грязи и оказался в неизвестном мире, кто-то другой думал о том, как выбраться.
Не я.
Сцепив зубы, я ухватилась за очередную выемку и отметила, что свечение стало ярче.
Саджа всемогущая, на моих ладонях не осталось ни одного живого места! Если в ближайшее время мы не найдем воду, то руки можно будет отрезать и выбросить — толку не будет никакого.
Рывок!
Повиснув, уцепившись пальцами за широкую трещину, я снова посмотрела вниз.
Площадка! Да не абы какая, а полноценный выступ, тянущийся почти от стены до стены, и коридор, уходящий куда-то вглубь скалы. Свечение исходило от массивных круглых камней, прилипших к губчатой поверхности.
Разжав пальцы, я пролетела добрых четыре ярда и хорошенько приложилась боком о рваный край коридора.
Несколько долгих секунд я боялась пошевелиться, даже не дышала, чтобы твердая опора под ногами не распалась пылью, не растворилась, оставшись только в моем воображении. Наконец я осмелилась оторвать взгляд от земли, осмотрела круглые наросты и с удивлением поняла, что это жуки.
Жирные, неповоротливые твари, которые вообще не реагировали на прикосновения. Только таращились на незваного гостя белесыми слепыми глазами и разгорались ярче.
Оторвав от майки широкую полосу ткани, я помедлила всего мгновение, но нужда пересилила опасение. Сняв со стены крупного жука, я перевязала его тканью и получившуюся петлю повесила на пояс. На всякий случай оторвала еще полосу и привязала жука к бедру пузом наружу, так, чтобы он не вцепился в мясо. Кто знает эту хреновину — чем оно вообще цепляется за камень. Не хватало еще инопланетную дрянь от тела отдирать.
Чем дальше я продвигалась по коридору, тем светлее становилось. Жуки облепили стены толстым, плотным ковром и тихонько шуршали, точно переговаривались между собой. Под ногами похрустывали остатки хитиновых панцирей и какая-то затвердевшая белесая паутинка.
Никаких следов Флоренс или Бури, но я не теряла надежды и старалась не думать о самом плохом.
Девчонка Фэда начинала мне нравиться, и я не могла смириться с тем, что хороший человек погибнет в этом странном мире, в одиночестве, сожранный неизвестной тварью.
