– Тут «синие» приехали в наш китайский ресторан и оброк требуют.
Порубов мгновенно протрезвел, словно ему на голову вылили ушат ледяной воды.
– Погоди, погоди… – он выбрался из-за стола и похожий на римского патриция в своей длиннющей простыне, подошел к помощнику. – Сколько они хотят?
– выдавил из себя Михаил.
– Сколько, сколько… три хотят.
– Но я же с ними договорился на две.
– Они узнали, как у вас идут дела, и теперь хотят три. Все точно, по процентам.
– Чтоб они подохли!
– Они ждут в ресторане, хотят, чтобы вы сами приехали потолковать.
– Я потолковать? – с бравадой бросил Порубов, но тут же одумался. – Да-да, будь они неладны! Чтоб они сдохли, мерзавцы!
– Что такое, Миша? – подошел к нему Комбат. – Ты же говорил, у тебя никаких дел.
– Да я и сам думал, никаких… а тут, вот…
– Ну, говори! Что-то у тебя глазки бегают?
– Да… понимаешь, Борис Иванович, тебе лучше об этом не знать. Это моя головная боль, мне ее расхлебывать, мне с ней жить.
– А без нее не можешь?
– Если бы можно было, жил бы без нее.
– Они ждут, Михалыч, – вставил Леня, – что им сказать?
– Скажи, что приедем, – бросил Комбат. – А ты оденься, не поедешь же в город в таком виде, с голым задом.
Порубов стоял, как соляной столб. Ему не хотелось втягивать Бориса Ивановича Рублева в свои сегодняшние дела. Они отличались от славного боевого прошлого, как день от ночи.
– Мигом собирайся, – сказал Комбат уже приказным тоном.
И Порубов, сбросив простыню, двинулся к шкафу.
– Борис Иванович, оставайся здесь, я сам съезжу, все улажу. Не в первый раз, мне ж не на задание, не в разведку. Деньги отдам и вернусь, так у нас здесь заведено. Ну, поговорим минут десять…
– Не в десяти минутах дело, – веско произнес Комбат. – Дело в том, Мишаня, что ты «синим» платишь, бандитам.
– Как же иначе?
– Ты что, на войне с врагами тоже договаривался, деньги им отдавал, водку с ними пил? С врагами один разговор – или ты против них, или ты вместе с ними.
– Бизнес – не война, – отозвался Мишаня, натягивая на голову свитер.
Но отозвался не очень уверенно, не слишком убежденно.
– Значит, ты другим стал. А я думал, ты все тот же. Если ты другой человек, не прежний Мишаня Порубов, то и делать мне здесь нечего, – в сердцах произнес Комбат и двинулся к выходу. – Кстати, Андрюха – сказал Комбат, уже стоя в коридоре, – хоть и бизнесом занимается, а с «синими» не водится. С ними у него один разговор…
Какой именно разговор у Андрюхи Комбат уточнять не стал, но Мишаня и без объяснений понял, что Подберезского сломать не смогли.
– Погоди, Комбат, вместе едем.
– Я и не сомневался. На крыльце покурю.
Комбат вышел, затянулся сигаретой, посмотрел в сторону Смоленска, который горел цепочкой огней на горизонте.
– Охрану дома оставь, – приказал Комбат. Двое охранников даже не стали дожидаться распоряжений хозяина, настолько веско говорил гость и настолько велико к нему было уважение Порубова.
К ресторану подъехали через полчаса. Красный бумажный фонарь выглядел аляповато, ветер раскачивал его и фонарь напоминал помятую боксерскую грушу, украшенную белым иероглифом.
– Что хоть этот иероглиф означает, знаешь?
– Хрен его знает! – ответил Порубов. – Художник намалевал, вроде красиво.
– А если там нецензурное слово какое?
– Нет, китайцы поесть заходят, ничего не говорят и не улыбаются. Комбат хмыкнул:
– У тебя что, своих китайцев нет?
– Я вьетнамцев нанял. Они такие же косые, готовят не хуже, а обходятся куда дешевле.
– Хитер ты, однако!
– Жизнь научила, – ответил Порубов. Охранник-швейцар угодливо открыл дверь, пропуская Рублева и хозяина. Правда, вид у хозяина был домашний, в кроссовках, джинсах, свитере, легкой куртке.
– Где они? – спросил у охранника Миша.
– Там, в маленьком зале.
Стараясь не потревожить посетителей, Порубов и Рублев прошли через слабо освещенный зал, в котором чувствовался запах восточных благовоний, а на тарелках лежало нечто невразумительное – то ли жареные пауки, то ли собачина или кошатина, то ли сороконожки. В общем, на разных тарелках были экзотические кушанья, но пахло все это вкусно. А вот пили тут водку и пиво, причем исключительно местного производства. Русский – он и в Африке русский.
Порубов толкнул дверь и, пригнувшись, раздвинул бамбуковые палочки-занавес, прошел в небольшое помещение. За столом сидели четверо. На столе – водка и жареное мясо. Двое в длинных кожаных плащах, наверное, в Смоленске такая униформа у бандитов, двое – в коротких кожаных куртках. Все стриженные почти под ноль – так, чтобы в драке нельзя было ухватить за волосы.
– Принес? – отрывая задницу от скамейки и ставя стакан на стол, произнес один из визитеров и тут же покосился на Комбата.
– А это кто? Охранника нового нанял? – Но тут же замешкался, встретившись взглядом с Комбатом.
– Тебе дело?
– Дела нам до тебя, Мишаня, никакого, кроме одного. Ты, надеюсь, понял, о чем я?
– Вот что, ребята, – как в знаменитом фильме «Белое солнце пустыни», сказал Мишаня, – денег я вам не дам, хотя и привез.
Он достал из заднего кармана джинсов пачку и постучал ею о край стола, словно разминал воблу, перед тем как начать сдирать с нее шкуру.
– Это ты напрасно, Мишаня, Доктору это не понравится. Ты же знаешь, он не любит шутить и от ресторана тебе придется отказаться.
– Это мы еще посмотрим! Выметайтесь отсюда! – веско произнес Мишаня.
– Может, ты нас еще за пиво заставишь заплатить, а? – бандит, взяв недопитый бокал, приподнял его, а затем плеснул на Порубова.
Тот спокойно вытер рукавом лицо:
– Это ты от себя лично или от Доктора?
– От нас всех. От имени и по поручению…
Бандиты были уверены в своих силах, как-никак их четверо. Они уже отвыкли, что кто-нибудь в городе идет против них. Они знали, в разборки между ними и хозяином ресторана никто влезать не станет. Кому охота, чтобы голову разбили! Конечно, никому! Но здесь они просчитались. Порубов пришел не один, а привел с собой званого дорогого гостя, перед которым лицом в грязь ударить не мог, и оскорбление можно было смыть только кровью.
– Значит, от вас всех? – вытирая щеку, уточнил Порубов.
