– Сынок, тебе нравятся девочки?
Он не помнил, как звали мальчика, но не хотел спрашивать егооб этом. Достаточно и того, что он хорошо знал отца ребенка, одного из самыхнадежных рабочих на его рудниках. Кажется, у него было еще девятеро, большейчастью девочки. Этот паренек работал на прииске вместе с тремя старшимибратьями.
Прежде чем ответить на вопрос, мальчишка пожал плечами:
– Они слишком глупые. У меня семь сестер, и почти всеони круглые дуры.
Этот ответ заставил Иеремию рассмеяться.
– Не все женщины глупы. Поверь, малыш, таких гораздоменьше, чем нам кажется. Гораздо меньше!
Продолжая хохотать, он затянулся сигарой. Ни Ханну, ниМэри-Эллен, ни большинство других женщин, которых он знал, никак нельзя былоназвать глупыми. Наоборот, все они были настолько хитры, что умели скрыватьсвой ум от окружающих. Иеремии нравилась эта черта женского характера –притворная беззащитность и простота, под которыми скрывался острый как бритваум. Эта игра развлекала его. И тут Иеремия внезапно понял, почему он не захотелжениться на Мэри-Эллен. Она не играла. Она была прямой, откровенной, любящей ичертовски сексуальной, но в ней не было тайны. Он всегда точно знал, чего хочетот этой красавицы, а остальное его не волновало... Ему не приходилось ломатьголову над ее загадками, открывать для себя что-то новое, под кружевами еенарядов не скрывалось никаких маленьких тайн, которые так привлекали Иеремию. Впоследние годы ему стали все больше нравиться сложности, и однажды он подумал,не признак ли это подкрадывающейся старости. Мысль показалась Иеремии забавной.Он посмотрел на мальчика с многозначительной улыбкой.
– На свете нет ничего лучше красивой женщины, парень. –Он опять засмеялся. – Разве что цветущий луг на склоне холма. – Иеремия бросилвзгляд на один из таких холмов неподалеку от дороги, и у него защемило сердце.
Очень не хотелось уезжать отсюда. Ему будет не хватать этихмест, он будет тосковать, пока не вернется обратно.
– Ты любишь эту землю, сынок?
Похоже, вопрос не произвел на мальчика должного впечатления.Он не понял, что имел в виду Иеремия, и решил на всякий случай промолчать. Он итак вел себя сегодня слишком дерзко и теперь боялся, как бы мистер Терстон непередумал насчет помощи по субботам.
– Да.
Но по его ничего не выражающему тону Иеремия догадался, чтомальчик не понял, о чем идет речь. Земля... почва... Иеремия до сих пор помнил,как в детстве его охватывала дрожь, когда он зачерпывал горсть чернозема исжимал ее в кулаке.
«Это твое, сынок... Все твое... Так что всегда относись кэтому бережно...»
В ушах Иеремии звучал голос отца. Он начинал с малого. Ставпродолжателем его дела, Иеремия расширял и улучшал то, что досталось внаследство, пока не сделался владельцем обширных земель в любимой долине. Сэтим чувством нужно родиться, его нельзя приобрести. Иеремию удивляло, почемуто, что он сам давно знал, оставалось неизвестным большинству людей. Ониникогда не понимали его страсти к «куче грязи», как однажды выразился кто-то изних. Им никогда этого не понять. Так же, как и сидящему рядом мальчишке. ОднакоИеремия не огорчался. Когда-нибудь мальчик получит место в банке и будет доконца дней с удовольствием возиться с бумагами и цифрами. В этом нет ничегостранного. Но если бы Иеремия мог жить так, как ему хотелось, он бы до самойсмерти копался в земле, бродил по виноградникам и работал на собственныхрудниках, возвращаясь по вечерам домой смертельно усталым, но безмернодовольным. Коммерческая сторона дела интересовала его куда меньше, чем красотаприроды и физический труд.
К полудню они наконец добрались до Напы, оставив позадисначала пригородные фермы, а потом уютные особняки на улицах Пайн и Кумбс саккуратными газонами и тщательно подстриженными деревьями, мало чемотличавшиеся от дома Иеремии в Сент-Элене. Разница заключалась только в том,что в нежилом и запущенном доме Терстона обитал холостяк, и это сразучувствовалось, несмотря на все старания Ханны. Тут Иеремия проводил время,ночевал, однако земли и рудники значили для него гораздо больше. Да, этобросалось в глаза. Рука Ханны чувствовалась только на уютной кухне и в огороде,в то время как здесь, в домах Напы, распоряжались хлопотливые хозяйки,заботившиеся о том, чтобы кружевные занавески на окнах всегда оставалисьчистыми, чтобы в саду благоухали цветы и чтобы в доме звенели детские голоса.Особняки выглядели красиво, и Иеремия всегда с удовольствием разглядывал их,проезжая мимо. Он знал многих из живущих в них людей, а они знали его, однако вотличие от обитателей Напы Терстон чувствовал себя скорее сельским жителем, чемгородским, которого дела интересуют гораздо больше светских раутов.
Прежде чем сесть на пароход, Иеремия заехал в банк на Первойулице, чтобы снять со счета деньги, необходимые для поездки в Атланту. Мальчикждал его у входа, сидя в коляске. Через несколько минут Иеремия вышел сдовольным выражением на лице и посмотрел на карманные часы. До отправленияпарохода на Сан-Франциско оставалось мало времени, и мальчик вовсю нахлестываллошадей, стараясь угодить хозяину, который просматривал на ходу какие-тобумаги. Они подъехали к причалу как раз вовремя. Иеремия спрыгнул и взял умальчика вещи, улыбнувшись на прощание.
– Я буду ждать тебя в первую субботу после того, каквернусь. Приходи в контору в девять утра. – И тут он наконец вспомнил, что мальчишкузовут Дэнни. – До свидания, Дэнни. Смотри будь осторожен, пока я не приеду. –Иеремия невольно вспомнил о Барнаби Харте, умершем от гриппа, и почувствовал,как к горлу подкатил комок.
А мальчик тем временем с радостной улыбкой смотрел, какТерстон поднялся на палубу парохода, уходящего в Сан-Франциско. Иеремия прошелв отдельную каюту, которую всегда бронировал для поездок, и, устроившись застоликом, достал из портфеля стопку бумаг. Пять часов пути до Сан-ФранцискоИеремия собирался как следует поработать. «Зинфандел» был очень красив, иДэнни, не отрываясь, смотрел на мелькающие плицы отходившего от причалапарохода.
В обед Иеремия вышел из каюты и в одиночестве расположилсяза столом. С противоположной стороны зала на него несколько раз посмотрелаженщина, путешествовавшая вместе с нянькой и четырьмя детьми. Однако он,похоже, совсем не обращал на нее внимания. Прежде чем выйти из столовой,матрона наградила его презрительным и высокомерным взглядом, недоумевая, почемуэтот статный великан остался к ней совершенно равнодушным. Вскоре Иеремияподнялся на палубу и закурил сигару, глядя на городские огни. Пароходприближался к порту Сан-Франциско. Сегодня Терстон вспоминал Мэри-Эллен чаще,чем обычно. Этим вечером Иеремия чувствовал себя непривычно одиноко. Когда«Зинфандел» пришвартовался, Терстон нанял экипаж, чтобы ехать в гостиницу«Палас», где всегда останавливался в одном и том же номере. Иногда он посещалпользующийся дурной славой дом, в котором ему понравилась одна из женщин.Однако сегодня Иеремия не испытывал такого желания. Вместо этого он остался усебя в номере, глядя из окна на город и размышляя о прожитых годах. Меланхолияовладела им еще в ту ночь, когда ему пришлось остаться с Джоном Хартом, и онникак не мог избавиться от нее даже сейчас, вдали от Напы с ее красотами ипечалями.
